Сергей Есин - Выбраные места из дневника 2002 года
30 июля, вторник. Утром достал из почтового ящика газету. “Труд” вышел с аншлагом на первой полосе. “Самолётопад. Что случилось с нашей авиацией?” А вот то и случилось!
9 августа, пятница. На Северном Кавказе сначала в районе Сочи, а позже и Новороссийска произошли ужасные катаклизмы: селевые потоки, обрушившиеся с гор, посмывали прибрежные поселки, разрушили пути железной дороги. Есть человеческие жертвы. Телевидение не переставая показывает работу стихии, разрушенные жилища, разбитые автомашины. Сообщение между Сочи, Новороссийском и Россией было на много часов прервано. В Москве на Курском вокзале открыли ряд касс, в которых принимали билеты у людей, которые в силу новых сложившихся условий теперь уже отказываются ехать и везти своих детей к морю. Все говорят о стихиях, о том, сколько лет таких неблагоприятных условий Кавказ не видел и т. п. Но все как-то помалкивают о том, что за последнее время мы почти ничего не вкладывали в благоустройство этих земель, в благоустройство курортной зоны. Почти прекратилось строительство подпорных дамб, на море не закладывают волнорезы, не готовят дамбы высоко в горах. Стыдоба. Теперь все удачно укрываются за стихийными бедствиями. Конечно, мы все понимаем, денег, чтобы хватило и на бюджет, и на дворцы для новой знати, и на миллиардные переводы капиталов за рубеж, не хватает. Лично я в первую очередь в случившемся виню строй, который не организовал, не предотвратил и теперь не помогает. Где она, новая Россия? Где она, лучшая жизнь? Для детей Черномырдина, играющего на гармошке, и Чубайса, играющего с тарифами? По телевизору показывают “умные” морды нашего интеллектуального правительства, то же выражение умеренного чванства на лицах. А как постарела эта бывшая славная интеллектуальная молодежь!
15 августа, четверг. В “Литгазете” очень любопытная статья Вячеслава Саватеева “Есть вещи поважнее свободы…”. Но это, так сказать, политический аспект статьи. “…думается, главная причина нынешнего “сумеречного” состояния литературы лежит на поверхности. Дело в том, что, как это ни неожиданно прозвучит, в культуре, в литературе, как и вообще в жизни человека, народа, есть вещи поважнее свободы. Когда разрушена страна, когда поколеблена почва под ногами, когда отброшены цели (пусть и призрачные, мифические), когда каждому и всем приходится думать о выживании в собственном смысле этого слова, когда, наконец, нет ни времени, ни средств позволить себе “немного лишнего”, а духовные ценности человека, его духовная жизнь, его культура, литература и т. п. в катастрофическом положении и легко попадают в категорию “лишнего”, свобода лишается своего абсолютного значения, животворящей силы, она в какой-то мере также становится лишней для большинства, игрушкой для меньшинства”. Это основная мысль статьи, но к ней ведут ещё и некоторые нити и рассуждения, кажущиеся мне чрезвычайно любопытными. Эту статью надо также использовать в своей лекции о современной литературе.
19 августа, понедельник. С дачи выехали почти в семь. Заметно, что темнеет раньше. Вокруг свежая и настороженная тишина. Сколько можно было бы сделать, останься здесь, в этой тишине.
На работе дочитывал этюды, какие-то дела, зарплата, подготовка к учебному году, разбор бумаг, необходимая рутина, которой поддерживается жизнь. Наши заочники, в предчувствии богемы, уже кутят, и по одному я лишаю их на сутки общежития. На выдумки они горазды; в воскресенье один парень пытался по дереву забраться на четвёртый этаж, охрана его ловила, и так проколобродили до трех часов ночи. Все живут воспоминанием о времени Николая Рубцова. Кто-то из благополучных, но по-настоящему не состоявшихся литераторов рассказал мне, как Рубцов в общежитии будто бы воровал на кухне молочные бутылки, чтобы, сдав их, опохмелиться. Если это и быль, я бы подобного никогда и ни о ком не вспомнил. Возвысились. “Матушка возьмёт ведро, молча принесёт воды”. Вот этим надо гордиться.
21 августа, среда. Две трагические новости. В Москве на улице Королёва взорвался жилой дом. Скорее всего, это бытовой газ, но я уже устал от вида разоренного человеческого жилища и от деталей теплого человеческого бытия, которые для контраста операторы телевидения старательно выносят на телеэкран. Вторая новость касается небезызвестного депутата Госдумы Владимира Головлева. В прошлом году прокуратура Челябинска обвиняла его в злоупотреблениях при приватизации. Головлев был главой областного Госимущества. Шел вопрос о лишении его депутатской неприкосновенности. Теперь его убили. Показали тело, лежащее на земле, с прикрывающей лицо простынкой. Мне он не нравился. Судьба его достала. Нехорошо в этом признаваться, но в душе возникает чувство удовлетворения, когда воры убивают воров. Если бы они перебили все друг друга! Я вспомнил, как в свое время рыжий демон Чубайс называл ленинградского Маневича и челябинского Головлева ударниками приватизации. Обоих уже нет, оба, полагаю, ушли из жизни невероятно богатыми. Какие роскошные гробы в обоих случаях были показаны по телевидению!
23 августа, пятница. С десяти и почти до семи шло собеседование. Пропустили два семинара прозы: у Михайлова и у Толкачова. За обоих, хотя оба мои ученика, я боюсь. В конце этих собеседований лица сливаются, все время опасаюсь сделать неверный выбор, хотя ощущаю и поступь судьбы, которая порой сама выбирает ребят. Ответы наших абитуриентов иногда очень точны, и их наблюдения для меня полезны. Вот, например, Олег Зоберт так определяет течение современной литературы. Самый верхний элитный слой — это Распутин, Астафьев, Вас. Белов в своих сегодняшних ипостасях, потом полукоммерческая литература: Сорокин, Пелевин, маргиналы. Коммерческая: Дашкова, Маринина, Серов. В этой градации меня поразило бестрепетное отнесение к полукоммерческой литературе Сорокина и Пелевина. А я еще что-то в них ищу, может быть, мне просто близка какая-то гадость и нездоровье, которые сидят в этих книгах? Интересен и другой ответ того же самого мальчика. “А кто же идет в авангарде?” — “А все тот же Распутин в новом своём качестве”. Здесь мальчик стал рассказывать мне о последних рассказах В. Г.
Станислав Юрьевич Куняев подарил мне третий том своих мемуаров “Поэзия. Судьба. Россия”. Первый том был обжигающий. На третьем с подзаголовком “Шляхта и мы” (я прочёл это в журнальном варианте) очень верная надпись мне “Дорогой Сергей — прими это продолжение жизни”. В России настоящий поэт — это еще и мудрец. Надпись очень точная, я сейчас в своих “Дневниках” занимаюсь тем же, продолжаю то, что уже закончилось, и ради этого продолжения живу. Надо обязательно найти еще одно подобное интересное дело.
