Роберт Лейси - Княгиня грез. История голливудской актрисы, взошедшей на трон
У Ричардсона, однако, возникла существенная проблема, связанная с теми амбициями, которые он лелеял относительно театральной карьеры своей подружки.
Он смотрел на возможности Грейс придирчивым взглядом прожженного импресарио и поэтому испытывал немалые сомнения относительно того, хватит ли Грейс профессионализма, чтобы полностью реализовать себя на сцене. «Я никогда не заблуждался на тот счет, будто Грейс наделена выдающимся актерским талантом, — говорит он сегодня. — Потрясающая внешность и умение держаться — да. Что ж, не стану спорить. Но, увы, никакой силы в голосе, никакого умения донести его до зрителя. Она бы никогда не сделала карьеру в театре».
Случилось так, что как-то раз Ричардсон отправился забрать снимки Грейс, которые он сделал незадолго до этого. На одном из них она была изображена по плечи. Дон сделал этот снимок у себя в квартире без всякого специального освещения. «Вечером, когда Грейс ушла от меня, я сел и принялся рассматривать это фото. Неожиданно, я заметил нечто, что было сродни чуду. На фотографии это моментально бросалось в глаза — разница между тем, какова Грейс была на самом деле и какой она изображала себя. Здесь, на снимке, это было видно со всей отчетливостью. Когда вы смотрели на фото, то перед вами была вовсе не Грейс. Перед вами возникал иллюзорный образ, или, как говорят в Голливуде, камера любовалась ею. Я совершенно потерял из-за Грейс голову — поверьте, так оно и было. Когда я смотрел на это фото, то уже знал, что ее будущее — в кино».
В те выходные Ричардсон отправился проводить Грейс на вокзал. Она ездила домой навестить родных по меньшей мере раз в месяц, и Ричардсон обычно провожал ее на поезд. «Она была вся в слезах, — вспоминает он, — переживая из-за поездки домой, переживая из-за своей карьеры, и играла эту хорошо знакомую мне роль, рассчитывая, что я тоже расчувствуюсь и не брошу ее. Она казалась такой неприкаянной, сидя на скамье в своих неизменных белых перчатках, и, рыдая, причитала, что ей ни за что не добиться успеха, что она так и останется непризнанной. Вот почему я пообещал ей, что, как только она вернется, я сведу ее с нужными людьми».
Когда Ричардсон повел Грейс в кабинет Тони Уорда, что в агенстве Уильяма Морриса в Радио-Сити, он захватил с собой и ее фотографию. Уорд представлял кого-то из крупных бродвейских актеров, и Ричардсон решил действовать с места в карьер.
— Тони, — произнес он, — там у тебя за дверью ждет девушка, которая в один прекрасный день станет знаменитой кинозвездой!
— Приведи скорей мне это сокровище! — отвечал агент, который наверняка уже не единожды сталкивался с подобной манерой представления соискательниц.
Спустя десять минут Грейс, рыдая, снова оказалась в коридоре. На Тони Уорда она не произвела ровно никакого впечатления.
Ничуть не смутившись, Ричардсон повел Грейс в представительство МГМ, где его ждал еще один весьма влиятельный агент, вернее — агентша Эдди ван Клив. И на этот раз его действия имели успех. «У Эдди был нюх на женскую красоту, — вспоминает он. — Когда я ввел Грейс в кабинет, то тут же понял, что попал в точку. Я видел это по глазам Эдди».
Грейс покинула кабинет Эдди ван Клив лишь спустя полчаса — на этот раз улыбаясь.
— Она согласна стать моим агентом! — сказала Грейс.
— Вот и расчудесно, — улыбнулся Ричардсон.
— Но сначала мне, конечно, придется спросить разрешения у папы.
* * *В Американской академии студенты, как правило, достигали вершины своей учебной карьеры к концу второго года обучения, когда им доверялось исполнение ведущей роли в так называемом выпускном спектакле. Дон Ричардсон ни на минуту не сомневался, какую роль и в каком спектакле выбрать для Грейс. «Филадельфийская история» Филиппа Барри в 1939 имела колоссальный успех на Бродвее, а год спустя по пьесе была сделана не менее успешная экранизация; причем как на сцене, так и на экране главную героиню — Трейси Лорд — играла Кэтрин Хепберн. Персонаж Трейси Лорд был создан в результате знакомства автора с реальной девушкой Хари Монтгомери, хорошенькой молодой уроженкой Филадельфии, и, по мнению Ричардсона, Грейс как нельзя лучше подходила на эту роль. «Правда, она была немного моложе героини, ведь ей исполнилось только девятнадцать, в то время как Трейси Лорд было уже под тридцать. Героиня Грейс уже успела побывать замужем и теперь собиралась вторично вступить в брак. Когда Хепберн исполняла эту роль, то прекрасно подходила по возрасту. Однако Грейс с ее мечтами и устремлениями была просто создана для этой роли — в некотором роде это была сама Трейси — начиная с белых перчаток и кончая пальто из верблюжьей шерсти».
Выпускной спектакль Грейс состоялся в небольшом театрике под Карнеги-Холлом в присутствии всех студентов академии во главе с Чарльзом Джелинджером. Джек и Маргарет Келли тоже пожаловали сюда, чтобы взглянуть, как их дочь повторяет замашки филадельфийской красавицы. Для Грейс это могло бы стать идеальным моментом, чтобы представить родителям своего красивого и талантливого кавалера и вдобавок режиссера ее выпускного спектакля. Однако роман с постановщиком все еще оставался для окружающих секретом.
«В день спектакля, — вспоминает Ричардсон, — мы вместе отправились пообедать в кафе-автомат, расположенное в нескольких кварталах от академии, куда никто не ходил. После этого я пожелал ей успеха, и она пошла за сцену переодеваться».
Грейс не торопилась даже намеком ставить родителей в известность о своих отношениях с Доном Ричардсоном, однако она явно недооценила материнское чутье Маргарет. Ма Келли уже давно заметила, что дочь сильно изменилась за последнее время. «Каждый раз, когда Грейс приезжала домой на выходные, — вспоминала миссис Келли позднее, — душой она, казалось, оставалась в Нью-Йорке».
Ма Келли сразу разгадала смысл этих симптомов.
— Грейси, — спросила она дочь, — а ведь там у тебя наверняка кто-то есть?
— Да, — согласилась Грейс, — есть.
И тут ее прорвало. Заикаясь от волнения, она выложила все как на духу о молодом режиссере из академии, о его вере в нее, о его планах насчет ее карьеры и о том, что они надеются пожениться.
Вот почему весной 1949 года Дон Ричардсон — правда, без особого энтузиазма — оказался в вагоне поезда, направлявшегося в Филадельфию. «Мне не хотелось ехать туда, — говорит он сегодня. — Я предчувствовал, что эта поездка добром не кончится. Однако Грейс и слышать об этом не хотела. Она утверждала, что ее родители — милые люди, что им все равно, еврей я или нет; они, мол, даже не будут иметь ничего против того, что я все еще не развелся с женой, — правда, она сама еще не поставила их об этом в известность. Она беспрестанно твердила мне, что ее родители проявят понимание».
