Михаил Водопьянов - Путь летчика
После Октябрьской революции в помощь зверобоям были приданы ледоколы, а затем и самолеты. Первым летчиком, завоевавшим доверие капитанов ледоколов и охотников-зверобоев, был Михаил Сергеевич Бабушкин.
Родился Михаил Сергеевич в 1893 году в подмосковной деревне Бордино. Происходя из семьи рабочего, он с детства прошел суровую жизненную школу. Бабушкин был солдатом 1-го авиационного парка, мотористом, а затем военным летчиком.
В 1917 году Бабушкин был избран солдатами начальником Гатчинской авиационной школы. Защищая молодую Советскую республику, он боролся с интервентами и белогвардейцами на Дальнем Востоке.
После окончания гражданской войны М. С. Бабушкин много лет работал в качестве инструктора по подготовке летных кадров. Он был требовательным к себе и к своим подчиненным, на личном примере показывая, каким должен быть советский летчик. В то же время это был необычайно отзывчивый человек, хороший товарищ, всегда готовый поделиться своими знаниями.
…Нелегко работать зимой на Севере. Температура в сорок – сорок пять градусов является обычной в районе острова Моржовец. Снег замерзает здесь до твердости сахара. Самое трудное – это завести мотор перед полетом. Михаил Сергеевич Бабушкин и его механик Федор Иванович Грошев выработали способ запуска мотора путем обогревания его с помощью горячей воды и масла.
Самолет легко разбегается на лыжах по глади замерзшего озера, расположенного на Моржовце. На борту самолета летчик, механик, летчик-наблюдатель и радист. Люди должны отыскать на пловучем льду лежбище тюленей и указать по радио ледоколу путь следования к нему.
Позже Бабушкин рассказывал мне, что нахождение лежбищ не было особенно сложным делом. Труднее было вначале убеждать капитанов ледоколов в том, что сведения верны и к лежбищу можно пройти.
Однажды было обнаружено громадное лежбище. Летчик-наблюдатель немедленно сообщил об этом на ледокол, указав точный «адрес»-квадрат морской карты № 264. Однако капитан ледокола не пошел к лежбищу, так как указанное место было трудным для плавания из-за обилия «кошек»-подводных отмелей.
Вылетев на очередную разведку и не обнаружив новых лежбищ, Бабушкин отправился к старому. Стояла яркая солнечная погода, и с высоты девятисот метров отчетливо виднелись десятки тысяч зверей. Почти черное от тюленей ледовое поле простиралось далеко к горизонту.
Михаил Сергеевич Бабушкин
– Мне было досадно, - говорил Бабушкин, - что зверь не может быть взят промышленниками, и я решил во что бы то ни стало лично поговорить с капитаном ледокола. Правда, я не знал, можно ли сесть на льду; до сих пор никто из летчиков не совершал таких посадок.
Поделился я своими сомнениями с береговыми промышленниками, и они ответили мне:
«Что вы, товарищ летчик! Не то что один твой самолет, а и десятки встанут на эти льдины. Бывает, ледокол влезет на льдину, заклинится, а она как ни в чем не бывало!»
– Я решил, - продолжал Бабушкин, - сделать посадку. Быстро нашел ледокол, попрежнему стоящий на том же месте. Около ледокола простиралось ровное ледяное поле. Я снизился и, делая круги над ледоколом, присматривался ко льду. Лед казался надежным. Выбрав удобное направление, я повел самолет на посадку. Сел хорошо. Самолет окружили промышленники. Поздоровавшись с нами, они сообщили, что впервые видят самолет. Тогда я объяснил им устройство самолета и рассказал о том, как он летает и какую пользу приносит авиация нашей стране.
Моряки пригласили летчиков осмотреть ледокол и познакомиться с капитаном. Когда гости сидели в каюте капитана, Бабушкин приступил к деловой части разговора. Капитан, польщенный визитом летчика, внимательно выслушал подробный рассказ о необыкновенном лежбище зверя. Тут же он вызвал своих штурманов и стал наводить у них справки. Его интересовали время прилива и отлива, скорость и направление ветра, расположение отмелей. Было очевидно, что он уже решил пойти к лежбищу.
Пробыв часа два на ледоколе, летчики улетели на Моржовец, а ледокол пошел в квадрат, где были обнаружены звери. Недели через две Бабушкин получил от капитана радиограмму:
«Нахожусь в квадрате № 264; бил зверя в точение четырех дней, а пять дней подбирал. Погрузил 10 000 голов».
Однажды с Зимнего берега Белого моря сообщили на Моржовец о том, что несколько промышленников унесено в открытое море на оторвавшейся от берега льдине. Летчикам предлагалось найти эту льдину при помощи самолета и, в случае если посадка невозможна, указать ледоколу квадрат нахождения льдины.
Бабушкин при первой возможности вылетел на розыски пропавших людей. Через восемь дней после того как поморы были унесены в море, он нашел эту льдину. Обессилевшие люди пытались махать руками, приветствуя самолет, но тут же ложились на лед. У них не было продуктов, не было огня, а одежда давно уже обледенела.
Бабушкин сбросил записку; в ней он сообщал поморам о том, что посадка на льдину, вследствие ее ограниченных размеров, невозможна, но что он немедленно сообщит координаты льдины на ледокол и помощь скоро придет. Затем людям были сброшены связки дров, спички, завернутые в непромокаемую бумагу, и пакеты с продуктами. Через несколько часов ледокол «Седов» под управлением капитана Воронина, пользуясь указаниями с самолета, подошел к льдине и спас промышленников.
Прошло несколько лет, и ледовые капитаны стали видеть в самолете своего лучшего помощника. Теперь уже невозможно найти капитана, который бы не верил в авиацию.
– В дальнейшем, - рассказывал мне М. С. Бабушкин, – я уже спокойно садился на ледовые поля Белого моря, так как научился их хорошо распознавать сверху. А в 1928 году, при поисках экипажа Нобиле, мне неоднократно приходилось садиться на лед в Северном Ледовитом океане.
И он подробно рассказал, на какой лед можно смело садиться, а какого нужно опасаться.
Меткие и ценные наблюдения, сделанные М. С. Бабушкиным, особенно пригодились нам, полярным летчикам, в последующие годы работы в Арктике.
* * *
На зверобойных промыслах стали использовать уже не один, а два самолета. На втором из них летал мой старый друг Иван Васильевич Михеев. Сын сапожника, рабочий гвоздильного завода, он еще в детстве увлекался авиацией. Не имея денег на трамвай, мальчик пешком ходил на московский аэродром, где с восхищением наблюдал за полетами первых авиаторов. Михеев добился своего и поступил на аэродром в мастерские. Скоро он стал мотористом, а потом бортмехаником.
В 1925 году Михеев принимал участие в дальнем групповом перелете Москва – Пекин. В этом же году ему, как одному из лучших бортмехаников, разрешили учиться летать. Михеев освоил пилотирование самолета в три месяца.
