Петр Вершигора - Рейд на Сан и Вислу
Но стремительность движения рейдирующих подразделений и частей зависит не только от хорошо поставленной разведки сил противника и умения командира противопоставить его разуму — свой. В партизанской войне особенно следует учитывать, как встретит тебя на «оперативном просторе» народ. В любой войне действия войск во многом зависят от окружающей их среды, а в партизанской — особенно. При движении в рейде партизанского соединения этим больше всего определяется успех или провал! Среда либо увеличивает твои силы многократно, либо, при неблагоприятных обстоятельствах, не только тормозит движение, но и умаляет боевую силу и результат рейда.
Мы уже познали это на собственной шкуре летом.
«Надо было не в Гуцулию переться, а на Советскую Подолию и на Хотин идти. Там революционные традиции Котовского да гайдучества были бы нашим резервом», — говаривали тогда не раз и Тутученко, и Бережной.
Теперь же мы двигаемся при самых благоприятных условиях по освоенному партизанами району. И это, бесспорно, облегчает нашу задачу. Переход через партизанский край — просто отдых. Надо его использовать. Лежу на розвальнях, и под скрип полозьев хорошо думается.
Правильно ли у нас расставлены командирские кадры? Каждый ли из командиров стоит на том самом месте, где он может принести максимум пользы? Этого одним махом не сделаешь. Но главное, пожалуй, уже сделано: комбаты подобрались неплохие, командиры рот и политруки — тоже. А вот с разведкой вопрос еще не решен. Там дельный командир — капитан Бережной. Но его пора выдвигать — он возглавляет нашу главразведку с самых Брянских лесов. Кого же на место Бережного? Ну, конечно, Роберта Кляйна. Он уже пригляделся… Хуже дело с политсоставом. Здесь у нас явная слабина. Нельзя же на байках Цымбала политработу строить. Да и наш «комиссар Мыкола» тоже еще неопытен. Правда, газеты у нас пока есть и люди их читают, сводки Совинформбюро принимаются по радио исправно. Но это ведь не все. Это даже, пожалуй, не главное в том, чем определяется политико–моральное состояние личного состава… Политико–моральное состояние я представляю себе как тончайшее кружево отношений между людьми, их боевых дел, их быта, поступков. Многие из партизан побывали в плену. У многих оставил рубцы на душах трагический сорок первый год. Эти травмы не разглядишь сразу, но они есть… А характеры, а просто привычки? Вон в Глинном половина батальона слушала Цымбалову байку, столпившись у дверей, а другая половина дрыхла на соломе.
Еще недавно большинство из наших людей имело тесное общение с фронтом. Это, несомненно, дало им хорошую зарядку. Но любой аккумулятор, даже при самом бережном его использовании, рано или поздно откажет, если его вовремя не перезарядят. Надо, пожалуй, подсказать Солдатенко, чтобы он и остальные политработники почаще напоминали партизанам о нашей святой обязанности — помогать фронту. Ребята, конечно, и сами прекрасно понимают это, но текучка, ежедневные хлопоты могут заслонить в их памяти первоочередную нашу задачу. Особенно важно, чтобы помнили об этой задаче разведчики. Мы обязаны вести разведку не только на себя, а и на фронт…
В раздумьях не заметил, как отмахали за день по санной дороге километров шестьдесят. Поздно ночью разместились по хатам. Зашел в штаб, лег, а мысли все о том же.
Захотелось кое–что записать. Зажег «летучую мышь», как всегда предусмотрительно оставленную ординарцем у постели. Но вскоре шорох за стеной заставил отвлечься от записной книжки. Покосившись взглядом в сторону окна, увидел приплющенный стеклом нос и озорные удивленные глаза подчаска. Делаю вид, что не замечаю его, и через минуту слышу разговор вполголоса:
— Маракует чегой–то над бумагой. Вот чудак. Я бы спал без задних ног на его месте…
— А чего не спишь? — добродушно спрашивает старший.
— Так я ж на часах…
— Сам ты чудак… Тоже — на часах…
Смешок, легкий тумак и возня. Слов не слышно.
Тушу свет, натягиваю кожух и спокойно засыпаю по рекомендации шустрого подчаска.
14
Так, относительно спокойно, мы продвигались еще два дня. Разведчики, высланные вперед и по сторонам, легко связывались с заставами и отрядами партизанского края. Штаб заботился о том, чтобы все многочисленные факты и даже слухи собрать воедино, воссоздать по ним общую картину и осмыслить ее. Нам надо было знать все, что делается на юге Волыни и на западе — там, за Стоходом.
Попутно приглядывались к быту и боевой работе многочисленных отрядов нового партизанского края. Разумная и необходимая специализация этих отрядов иногда доходила до крайностей. Здесь были отряды, сидевшие долгие месяцы на одном месте, но были и такие, у которых главным методом являлось стремительное движение и внезапное нападение на противника. Были отряды чисто разведывательные, были и сугубо диверсионные, никогда не принимавшие открытого боя, а действовавшие только миной и толом. Были конные и были пешие. Встречались громоздкие отряды с семьями, с обозом, стадом скота, с гусями и курами, с развитой системой оборонительных укреплений на определенном участке местности. И были боевые подпольные группы, действовавшие непосредственно во вражеских гарнизонах; днем люди, входившие в такие группы, работали у себя в хозяйстве, на хуторах, или даже служили в фашистских учреждениях, а ночью собирались для налетов, чтобы к утру опять превратиться в хуторских дядьков или «подхалимствующих» служак. Словом, были всякие.
«Кто лучше, кто хуже?» — могут задать вопрос. Ответить на него даже и сейчас, когда с течением времени люди становятся объективнее и избавляются от временных пристрастий и заблуждений, нелегко. А мне тем более! Ворвавшись тогда в зимний простор партизанского края, я тоже был страстным представителем одной из крайностей этой профессиональной специализации…
Пятнадцатого января, остановившись на суточную передышку севернее станции Рафаловка, мы пришли в соприкосновение с соединением Федорова–Дружинина. Соединение это обосновалось здесь еще в начале лета сорок третьего года. В нем высоко и разнообразно была поставлена диверсионная работа.
— У Федорова–Дружинина собрались лучшие ученики полковника Старинова, — вспомнил Войцехович. — Мне об этих зубрах еще Платон Воронько рассказывал.
Завершив рейд из Черниговщины на Волынь, партизаны Федорова сосредоточили свое внимание на диверсиях вокруг Ковельского узла. Массированный удар по узлу дорог — главное, что было проделано партизанами Федорова летом и осенью 1943 года. В то самое время, когда мы действовали в Карпатах, они намертво блокировали Ковель.
