Павел Цупко - Пикировщики
Константин Усенко не отходил от своей "семерочки". Он помогал техникам в работе и рассказывал, как их группа разгромила железнодорожный узел Ярцево. А когда они услышали о том, как командир выручил экипаж Устименко, то не сдержались и захлопали, чем смутили летчика.
К назначенному времени "петляков" был готов и в составе группы вылетел на задание. Вечером Усенко с экипажем прибыл на полковой разбор полетов. Летчики за день сделали по три боевых вылета, выдержали много воздушных боев, прорывов к целям через зенитный огонь. Разбор был деловым и шумным - в докладах сказывались еще не улегшиеся после боев возбуждение и удовлетворенность совершенным. Кисилев остался недоволен действиями ведущего.
- Крутой разворот ведущего при отходе от цели, - сказал он, - приводит к тому, что самолеты растягиваются и отрываются от общего строя. Экипаж Устименко сегодня довольно свободно стал добычей фашистских истребителей, и если бы не смелые действия летчика Усенко...
- Усенко за самовольство надо строго наказать! - прервал Кисилева Челышев.
- За героизм не наказывают.
- Вы, Кисилев, выгораживаете своего подчиненного. Повторяю: младший лейтенант Усенко, какими бы благородными поступками ни руководствовался, нарушил приказ.
Летчики дружно загалдели.
- Да, да! - вскочил Челышев. - Ведь мог бы погибнуть не только Устименко, но и сам Усенко. Полк лишился бы двух самолетов! Кому это на руку? Фашистам!
Гнетущая тишина мгновенно воцарилась в землянке: такого поворота никто не ожидал!
Константин вскочил на ноги, порываясь что-то сказать, но его опередил кто-то.
- Усенко - герой сегодня! Летчики громко зааплодировали. Челышев нервно стукнул рукой по столу.
- Сегодня же подам рапорт об отдаче Усенко под суд. Там разберутся, какой он герой!
- Да... как ты смеешь, - прозвучал в тишине громкий голос Диговцева. Невыполнение приказа на фронте - это расстрел. Ты под эту статью подводишь летчика, Челышев.
- Почему расстрел? - опешил тот. - А дисциплина строя? Ведь он нарушил ее. А это немалый проступок.
- Вот-вот! Дисциплина! Если ты, Ефим, считаешь, что летчик Усенко тем, что бросился на выручку и спас от неминуемой гибели другой экипаж, совершил воинское преступление, то тебе придется ходатайствовать об отдаче под трибунал и меня. На самолете Усенко я был старшим начальником. И это я приказал пилоту идти на помощь Устименко. Только имейте в виду, капитан Челышев, на суде я расскажу, как вы, ведущий, бросаете подчиненных на произвол судьбы.
- Ты меня обвиняешь в трусости! - сорвался Челышев.
- Нет, Ефим. Ты воюешь храбро и грамотно. Но я считаю, что летчик Усенко совершил героический подвиг и достоин похвалы, а не этого разноса. Да еще с угрозой!
- Товарищ старший лейтенант! Я попрошу...
- Тихо, - унял разгоревшиеся страсти Власов и приказал:
- Всем сесть! И вам, Диговцев, и вам, Челышев! Я доложу командиру полка о происшествии. Право отдачи под суд дано только ему! - Помначальника штаба помолчал и добавил: - Со своей стороны считаю, что отставший самолет следовало бы прикрыть всей группой. Припоминаю такой случай. В войне с белофиннами летчики соседнего с нами морского бомбардировочного полка не бросали подбитые экипажи даже в тылу врага. Старший лейтенант Губрий за спасение своих товарищей - Пинчука, Харламова и Белогурова был удостоен высокого звания Героя Советского Союза! Примеров таких было немало. Усенко, конечно, самовольно вышел из строя, но поступил по совести, как лучшие советские соколы!
Слова капитана потонули в дружных рукоплесканиях.
- Мне кажется, - перекрыл шум Власов, - главную причину случившегося надо искать не в поступке Усенко и не в действиях ведущего, а в том, что истребители прикрытия доводят наши самолеты до цели и покидают нас... Все!
Разгоряченные спором, летчики выходили из КП. Капитан Челышев, совершенно правильно взявшись за укрепление воинской дисциплины и потому нашедший всеобщее понимание и поддержку, в оценке действий младшего лейтенанта Усенко слишком погорячился. А горячность, как известно, всегда плохой советчик. Вот и получилось, что сам он - храбрый, смелый, готовый к самопожертвованию во имя боевой дружбы и победы над врагом - незаметно перешел на формальные позиции: увидел проступок и не разглядел подвига. Потому и вызвал всеобщее возмущение однополчан.
Девятка "петляковых" опять вылетала в бой. И опять ее вел Челышев. С утра Ефим Иванович был угрюм. Боевую задачу он поставил кратко: говорил очень мало, видно, вчерашнее для него не прошло бесследно.
Неразговорчивым был и Усенко. Он молча выслушал задание и оживился, только услышав: "По самолетам!" Но его задержал Челышев. Летчик подошел, доложил как положено. Комэск так долго разглядывал парня, что тот не выдержал:
- Можно быть свободным? - спросил с вызовом.
- Сердишься?
- Я не на смотринах, товарищ капитан. На службе.
- Не надо! - неожиданно обезоруживающе сказал Челышев. - Я всю ночь думал о тебе, Усенко: прав ты или нет? И, знаешь, оказывается, на твоем месте я поступил бы так же. Ясно?
Противоречивые чувства охватили пилота: Константин уважал Челышева как летчика - за храбрость и умелое руководство боями, за заботу о людях. Но считал, что тот зачастую придирается по мелочам, бывает и черств. А вот сейчас Челышев честно признал свою неправоту и извинился перед ним, младшим. Что же он за человек? Сдвинув брови, Усенко в упор рассматривал командира. Тот выдержал взгляд.
- Так, товарищ капитан! - Лицо молодого летчика просияло. - Я давно думаю, почему мы обороняемся? Почему сами не нападаем? "Петляков" же конструировался как высотный истребитель! Он и назывался ВИ-100! Вот только бы "шкас" заменить на пушку...
У Челышева тоже расправились жесткие складки возле губ.
- А ты упрямее, чем я думал! Ладно. Пошли выполнять задание!
"Пока глаза видят землю!"
1
В июльские и августовские дни 1941 года на дальних подступах к Москве развернулось кровопролитное Смоленское сражение: враг, не считаясь с потерями, стремился овладеть столицей до зимы и закончить войну. Западный фронт, напрягаясь, удерживал позиции, перемалывая в жестоких боях отборные гитлеровские дивизии и корпуса. Вместе с другими авиаполками в гуще этого сражения оказался и наш 13-й. В районах Смоленска, Рославля, Орши, Могилева, Ярцева, Ельни мы вели неравные бои с господствовавшей в воздухе фашистской авиацией, помогали наземным войскам удерживать оборонительные позиции, бомбардировками с воздуха срывали планы гитлеровцев, наносили им чувствительные удары. Но и авиаполк терял отважных бойцов. В боях погибли комиссар эскадрильи политрук Рубленко, командиры Усачев, Фордзинов, Руденко, Балашов... Сначала в бон летали три эскадрильи, потом две, а к концу августа из всего авиаполка едва набиралась восьмерка. Но и восемь экипажей продолжали каждодневно разить врага. За себя и за тех, не вернувшихся!
