Павел Нерлер - «Посмотрим, кто кого переупрямит…»
Самое главное, что мне очень не хочется бороться. Тошно. Я всё повторяю последние и не лучшие строки Некрасова: …как нищий просит хлеба…[193] Сердцу плохо. Учиться – трудно, не хочется. Я повторяю ваши слова, год тому назад сказанные. Сердце сдает даже во время лекционных часов. Это очень неудобно.
Появлялся ли у вас Шенгели? Это прелестный человек и фантаст. Он занимается фонетическими исследованиями ритма и всего прочего. Меня он серьезнейшим образом консультировал о том, существует ли такая наука – фонетика. Не чепуха ли это. Он прочел, что русские звонкие оглушаются в конечном положении. Это его возмутило, и он научился произносить слово сад с чудным звонким – д –. Я его очень люблю вместе с его науками. Когда я была в Москве, он собирался пожаловать к вам, проверить свой “сад”.
Получили ли вы мое первое письмо? Если вы не способны ответить, скажите Сане. Он попросит Люсю Шкловскую[194]. Я понимаю, отвечать невозможно. Но сказать что-нибудь Сане – можно. Главное, пришла ли эта дурацкая работа. Зачем я ее переделывала? Она сейчас (в исследовательской части) вполне приличная. Про Саню мне писала Люся. Очень грустно. Саня и Анна Марк<овна>[195] очень милые. Я хотела бы, чтобы они были богаты[196]. Что у вас? Как о вас узнать?
<На полях:> Хоть бы кто-нибудь из вас написал. Я очень хочу знать, как вы сейчас живете.
Целую Анну Васильевну. Хочу зайти к вам на этой неделе, но далековато. Н. М.
20 ноября <1950 г., Ульяновск>
Дорогой мой Сергей Игнатьевич!
Плюньте на мои дела, но напишите мне что-нибудь. Вы знаете поговорку про свинячье рыло? Я сунулась и получила по рылу. Помните, вы меня спрашивали, уж не думаю ли я, что защитить кандидатскую большое дело. Вы смеялись, когда я вас убеждала, что большое. Это не большое дело, когда есть “покровитель”, который тащит аспиранта или знакомую даму. Для меня большое. Мне уже сообщили, что Институт очень занят и мне советуют обратиться в МГУ. В Одессе это называется бесплатным советом. Кто знает, не занят ли Смирницкий[197] и в МГУ. Я сначала взбесилась, хотела что-то писать, потом плюнула и успокоилась.
Плохо другое – на меня ставили как на лошадь. Даже дали приличную комнату. Теперь заедят (большинство ставило против. Ставившие “за” обиделись). Не посылать тоже было нельзя – заели бы сразу. Знаете, этим проверялось отношение Москвы ко мне.
Противно, что и в старости (т. е. сейчас) не будет денег, квартиры и т. д. Жалко, что нельзя работать дальше – хорошо действует на пищеварение. Но мне больше учиться не хочется. Меньше всего бороться за свою работу. Как-нибудь доживу. И не то бывало. На всё у меня есть своя сказка, которая не дает мне силы делать обычные “дамские” шаги (писать, приезжать, уговаривать, доказывать и т. д.). Умница Усова: она встретила на одну треть седую учительницу провинциального инфака с каплей на носу и папиросой в зубах, которая доказывала Чемоданову[198], что наука лопнет без ее инфинитива. Увидав, Усова не написала диссертации. У меня есть капля, седина и папироса, лучше полежу и посплю.
Что Саня? Я обрадовалась, услыхав по радио рассказ про уголь, лекарства и про его – Санино – отвращение к дурным запахам.
Что делает мой друг Звегинцев? Это прелестный мальчик. В Ташкенте его называли Смердяковым, Сквозняком (он, подслушивая что-то, приоткрыл дверь – сквозняк выдал), и все очень уважали за умение устраивать свои дела. Я тоже.
Кстати, я ничего не ответила Институту. Лень и не знаю, что ответить. В МГУ обращаться не буду. Так обращаются всюду со всеми провинциальными филологами. Обычная история. Здесь нет, я думаю, ничего личного, а помогать им освободиться от моей работы я не хочу. Пусть идут на почту сами. Что за Ожегов[199]?
Что у вас?
Не путайтесь в мои дела – еще с кем-нибудь поссоритесь. Того не стоит. Но напишите или попросите Саню.
Целую вас. Издали можно даже старушкам. Анне Васильевне привет. Я не ругнулась в письме, помню, как она меня отчитывала за самый скромный мат.
И Сане с семьей целую ручки. Надежда Ма<ндельштам>.
<11 февраля 1951 г., Ульяновск>
Дорогой Сергей Игнатьевич!
Второй семестр, Москва, старость – у меня от всего идет кругом голова; я стала совсем несчастной старой дурой. Я не успела вас спросить, совпадает ли фраза с предложением (границами), или может соединять несколько (как синтагма несколько синтаксических групп). Слово “фраза” ведь уводит к музыкальной фразе.
Передали ли вам книгу? (Вопр<осы> язык<ознания>) Я вам ее принесла в тот час и день, когда мы сговорились.
Еще я не успела вас спросить, что вы думаете о Поспелове[200]. Мне он кажется черезчур[201] быстрым. Отношение к фонетике мне не очень понятно. В частности, почему он предлагает убрать из морфологии чередования? Из синтаксиса он изгоняет семантический анализ (а теория падежей?) (а грамматические чередования?). Звуки речи, по Поспелову, строят слова. А интонация? Почему каузативов нет в русском языке (лег – положил)? Ведь это древняя категория и во всех современных языках (и – е) она в остаточках. То, что в турецком есть категория каузативов, только показывает, что существуют категории, общие языкам различных семейств. И еще многое.
У меня к вам огромная просьба: если будет что-нибудь выходить из нужных книг, купите экземпляр и для меня и позвоните моему брату, чтобы он мне его переслал (Б8-46-90 – Евг<ений> Яковл<евич>). Мне очень трудно без новых книг. Сюда ничего не доходит.
Еще мне очень жалко, что я обидела ваших милых детей-аспирантов, усумнившись в натуральности их произношения. Я честно забыла, что это их главная гордость. Больше никогда не буду. Меня просто действительно интересует, в чем разница. Не могу ухватить. Но я заметила, что практическая фонетика часто неточно описывает даже отдельные звуки, не говоря уж о сочетаниях. И секрета все-таки не понять.
Еще – вы мне сказали, что вы знаток русского произношения? Неужели вы думаете, что я этого не знала? Должно быть, я была не в форме. Даже наверное. Москва была для меня очень трудной. И здесь я не совсем в порядке. Вокруг меня всюду очень сложно: болезни, неразбериха, даже смерти. Это возраст. И я это очень остро чувствовала. Может быть, черезчур остро. Почти все мои друзья в каком-то перевале. И, кажется, я тоже. А вы, по-моему, молодец. Это еще зависит от сердца. И от работы.
