Илиодор - Мужик в царском доме. Записки о Григории Распутине (сборник)
Когда я окончил свое дело, произошло что-то невероятное. Григорий, поцеловавши три раза хозяйку, меня очень почитавшую, полез к сестре ее, меня мало знавшей… Б. в это время сидела уже в кресле. И, о горе! Как только Григорий поцеловал ее, она подняла свою большую, сильную руку и со всего размаха ударила «старца» по лицу. Григорий опешил, а дама, принявши воинственный вид, стояла против «подвижника», намереваясь еще раз треснуть его; девушки выглядывали из комнат, хихикали, «старец» побежал в переднюю, а меня, сгоравшего от стыда, выручила хозяйка, пригласившая закусить и выпить стакан чаю…
За столом все держали себя непринужденно, как будто бы ничего особенного только что и не случилось. Не было только «старца», который в это время ходил около дома по тротуару, дожидаясь меня. Когда я сел с ним в экипаж, он, глубоко вздохнувши, проговорил: «Вот стерва-то, как она меня шарахнула!» – Я молчал.
На почве поцелуев же произошло что-то крупное, неладное еще в семье А. В этой семье без отца были три барышни-учительницы. К средней из них, молоденькой и миловидной блондинке, ходил в это время студент-жених. И вот между ним и «блаженным старцем» из-за барышни произошло что-то очень неприятное. Раньше Григорий туда частенько бегал, а потом вдруг перестал. Я спрашивал у семьи объяснения этого факта, но мне не отвечали, а только конфузливо улыбались… Я догадывался, что, должно быть, «старец» напакостил.
Помимо поцелуев и последнего способа, «старец» лечил больных женщин еще особого рода прикосновениями и способом «изгнания бесов».
Посему я «жертвы» Григория разделяю в перечислении на четыре категории: жертвы поцелуев и бань, жертвы особого рода прикосновений, жертвы изгнания бесов и жертвы плотского совокупления.
Жертвы поцелуев и баньЭтих жертв бесчисленное множество. В одном Царицыне их можно насчитать сотни. А в монастырях женских, куда вообще старец Григорий любил заглядывать, их не перечтешь. Когда я с ним ехал в Сибирь, на его родину, он затаскивал меня в Екатеринбургский монастырь, в Пензенский, в Саратовский и Балашевский. Да вообще где бы ни бывал Григорий, он везде врачевал поцелуями.
Иногда лечил и баней. Это он делал в Покровском, Казани и, без сомнения, в других местах. В Покровской бане он, как известно уже читателю, сам мне объяснил, что делает это для снятия страстей с женщин. А сотруднику «Нового Времени» в 1912 году он давал пространное объяснение совсем в ином духе. На вопрос, зачем он ходит в баню с дамами? – Григорий разглагольствовал: «Вот они приедут ко мне в Покровское в золоте, в бриллиантах, в шелковых платьях с долгими хвостами, гордые, заносчивые, а я, вот, чтобы смирить их, и поведу их голых в баню. А оттуда-то они выходят совсем иными…»
Жертвы особого рода «старческих» прикосновенийП., девушка, в 1909–1910 гг. жила в Царицыне. На пятый день Рождества я приехал в их дом славить Христа. Со мной был и Григорий. Я вошел в зал и стал около икон. Григорий остановился в дверях, ведущих из зала через переднюю в спальню. Как только я запел соответствующие дням песнопения, «старец» ухватил Надю за руку, потом за другую и потащил в спальню. Она, испугавшись до последней степени, слабо сопротивлялась.
В спальне «старец» начал целовать ее и валить на койку, но в это время я уже окончил молитву и все домашние забеспокоились: «А где же Надя?»
Показался «старец» и начал, по обыкновению, целовать прочих членов семьи женского пола.
Надя стояла в углу передней и испуганно смотрела. На вопрос хозяйки: «Что с тобой?» – она ничего не отвечала. Я, заметив: «Должно быть, она немного прихворнула», – вместе со «старцем» вышел из дому.
З. В. – жена саратовского священника, матушка совсем молоденькая, застенчивая, красивенькая и в высшей степени благородная.
Об этом «подвиге» Гермоген рассказывал мне так: «Заметил я что-то неладное за Григорием и нарочно поместил его поближе к себе: в кабинет. В час ночи Григорий встал и подошел к моей койке узнать, сплю ли я или нет. Я притворился спящим. Григорий поспешно оделся и куда-то исчез. Оказалось, что он побежал в квартиру В. и наделал там беды…
Дальше Гермоген как будто не хотел рассказывать.
– А дальше что, владыка? Что же он там наделал?
Гермоген заговорил:
– Вот, пес проклятый! Отца Ивана не было дома, а матушка лежала в постели. Григорий вошел в спальню, подошел к кровати и говорит: «Ну, что, скушно?» – Потом начал поднимать одеяло и уже лез на кровать… Тогда 3. крикнула: «Куда, куда! Ах ты черт!» – И ударила его по лицу. Он отскочил и говорит: «Да и молодец ты! ты первая меня так ошарашила; ведь все бабы – дуры, с ними что хошь, то и делай, а ты не такая, проучила меня». – И ушел.
Об этом Гермоген рассказывал мне в мае месяце 1911 года, когда я, после представления государю, заезжал в Саратов.
Сам В. тогда же говорил мне: «Вот, батюшка, беда; лезет Григорий к моей жене. А жена говорит: убью этого черта; хоть все пусть его ангелом считают, а я говорю, что он – черт. Ничего я не боюсь. Пусть тебя Гермоген гонит с места, а его друг Григорий – черт, и больше никто. И глаза у него дьявольские, и весь противный, а дела-то его каковы!»
Рассказал мне священник В. и о том, что Григорий делал с сестрой его жены, молоденькой девушкой, только что окончившей гимназию.
Девушка приехала в гости к сестре. Как раз в это время был в Саратове и Григорий. Он обратил свое внимание на миловидную девочку. Пригласил ее однажды пройтись в город. Она, конечно, ничего не подозревая, пошла. Вышли из дома часов в девять, а возвратились около одиннадцати. Шли по архиерейскому саду около стены. Вдруг Григорий схватывает девушку, начинает ее мять, целовать, хватать за разные части тела и прижимать к стене.
Со всею силою она рванулась из «старческих» объятий, прибежала домой, трясется, плачет и даже не может ответить на тревожный вопрос: «Что с тобой, что с тобой?»
После все объяснилось. А Григорий, надругавшись над бедненькой, убежал в город с каким-то своим знакомым и там ночевал.
В., ее дочь и знакомая. Дело происходило в 1913 году в феврале месяце в Петербурге.
Пострадавшие рассказывали моему родному брату Аполлону, студенту духовной академии, так.
Все они, трое, последовательницы известного проповедника трезвости – петербургского братца И. Чурикова.
Когда духовные напали на братца и даже запретили ему проповедовать, они, по совету О. В. Лохтиной, пошли с просьбой о помощи к Распутину, жившему в то время в Питере на Гороховой улице.
Старец принял их ласково, когда они, подавая Распутину прошение, все встали на колени перед ним, он вдруг набросился на них, стал их целовать, мять, валить на землю, расстегивать груди.