Маргарет Хаббард - Полет лебедя
Брандт смотрел на него надменным пронзительным взглядом.
— А ты поправился. Только, по-моему, набрал жирок не в том месте. Ты похож на зобастого голубя после суровой зимы!
Он закинул голову назад, разразившись громким смехом над собственной шуткой.
Лицо Ханса Кристиана вспыхнуло, но он продолжал молчать, пристально смотря на третью пуговицу на пиджаке своего обидчика. Если бы у него только хватило сил вынести это. Конец ведь когда-нибудь наступит.
Но для Брандта это было только начало. Он подошел поближе и нанес в грудь Хансу такой сильный удар, что тот непроизвольно сильно согнулся. Смятая бумага выпала из пиджака.
— Я что, сломал тебе ребра? Дай-ка посмотрю!
Забияка схватился за верхнюю пуговицу и рывком расстегнул полы пиджака мальчика. Ханс Кристиан отчаянно отбивался. Но что могло сделать его измученное голодом тело с сильными мускулами Брандта. На пол каскадом посыпались цветные афиши. Издевательский смех Брандта пронесся эхом по старому зданию.
— Оставь меня в покое! — кричал Ханс Кристиан, пытаясь застегнуть пиджак, и в то же время утирая слезы.
— Ты не можешь заставить меня! — торжествовал его мучитель. — Я могу делать с тобой все, что захочу. А ну, поклонись мне! Поклонись, я сказал!
Единственным ответом Ханса Кристиана было громкое всхлипывание. Он даже не услышал, как наверху лестницы открылась дверь.
Брандт грубо схватил его за шкирку.
— Я научу тебя хорошим манерам! Кланяйся!
Он так сильно ударил его в живот, что Ханс вновь невольно согнулся.
— Теперь еще раз!
— Я думаю, этого вполне достаточно, — донесся спокойный голос из темноты наверху.
Рука Брандта зависла в воздухе. Он поднял голову и широко раскрыл рот от удивления. Герр Коллин!
— Вы ученик школы пения, не так ли? Зайдете ко мне по этому вопросу перед репетицией, — продолжал голос. — Теперь можете идти.
— Да, герр Коллин, — выпалил Брандт и рванулся к двери.
Ханс Кристиан боком привалился к стене, его спина опиралась о лестницу. Он громко разрыдался. Раздались шаги, спускающиеся вниз, а затем на плечо мальчика легла рука.
— Не пристало плакать такому большому мальчику, — строго произнес герр Коллин. — Успокойтесь и расскажите, откуда взялись все эти афиши?
Ханс повернулся. Его глаза покраснели, а большой нос являл собой жалостное зрелище. Он вытер слезы рукавом и сглотнул.
— Они выпали из моего пиджака, герр Коллин. Он мне слишком велик, и я думал, что буду выглядеть лучше, если чем-то заполню пустое пространство. Вот смотрите.
Он начал собирать афиши и засовывать их обратно.
— Разве так не лучше? — спросил он, когда пиджак был вновь застегнут до подбородка.
Герр Коллин кивнул.
— Да, так намного лучше.
— Знаете, герр Коллин, а я ведь пришел увидеть вас. Я как раз поднимался по лестнице, когда встретил Брандта. У меня есть пьеса, которую я мог бы прочитать вам.
На лице Коллина возникло выражение удивления.
— Вы случайно не Ханс Кристиан Андерсен?
— Да, герр. Вы уже обо мне слышали?
Коллин кивнул со вздохом. Он так надеялся, что Ханс Кристиан Андерсен не нарушит порог его владений. После случая с пьесой «Разбойники из Виссенберга» директор чувствовал себя неловко. Ну что же, по крайней мере, он испытывал некоторое удовлетворение в том, что дело всплыло вновь. К тому же положение парня вызывало жалость. Возможно, он сможет что-нибудь сделать для него.
Герр Коллин повернулся и стал подниматься по лестнице, подав знак Хансу Кристиану следовать за ним. Сердце мальчика билось, как птица в клетке. Наконец-то он привлек внимание самого великого человека в Копенгагене, конечно, после короля! Он смотрел на ноги в длинных брюках перед собой, на фалды пиджака, на большие плечи. Все в герре Коллине излучало энергию. Даже его короткие седые волосы отказывались лежать спокойно. Они были разбросаны по всей голове маленькими кудряшками. Его белоснежный воротник доходил до самых ушей и был перехвачен вокруг черной атласной ленточкой. Коллин провел Ханса Кристиана в маленький офис, где когда-то правил директор Хольстейн, и гостеприимно усадил в кресло для посетителей. Затем он опустился в свое собственное кресло на противоположной стороне стола.
Пришло время начать интервью. Герр Коллин положил руки на стол. У него были густые седые брови и длинный нос, а тонкие губы образовывали прямую линию. Это было лицо, способное, при необходимости, вызывать ужас, но как только уголков рта касалась улыбка, в глазах загорался радостный огонек и все лицо преображалось ясным светом. Он ласково посмотрел на своего странного посетителя.
— Что вы принесли мне прочитать? Пьесу?
— Да, герр. Я хотел бы прочитать ее сам.
Ханс Кристиан заерзал, словно гигантский червяк, пытаясь изъять из кармана рукопись.
Герр Коллин покачал головой.
— Боюсь, что наше расписание на этот сезон уже заполнено.
Ханс Кристиан все еще никак не мог извлечь из кармана рукопись.
— Но вы должны хотя бы посмотреть на это, герр Коллин! Это самая лучшая пьеса из всех мною когда-либо написанных. Она называется «Альфсоль».
— Я читал другую вашу пьесу о грабителях, — мягко сказал Ионас Коллин.
— Да, но эта намного лучше! — с этими словами он наконец-то вытащил из кармана свое драгоценное творение.
— Вряд ли, — произнес директор и сразу же продолжил, не дав мальчику вставить ни слова: — Мне очень жаль говорить это вам, Ханс Кристиан, но у вас нет абсолютно никаких знаний в области грамматики. А без этого ни один автор не может рассчитывать на успех. Это основа его мастерства.
Губы Ханса начали дрожать.
— Но, герр Коллин, я так много работал над этой пьесой! У меня ушло на нее почти три недели! Я уверен, она должна быть хорошей!
Герр Коллин взял в руку нож для резки бумаги, который венчала головка гоблина, и, глядя на нее, произнес:
— Три недели?! А знаете ли вы, что более взрослые люди писали годами, а одной-единственной пьесе они отдавали месяцы. И даже при этом многие из них ничего не добились. Их пьесы не были приняты.
— А может такое случиться, что моя пьеса будет принята через несколько лет? — настаивал Ханс.
— Возможно, — ответил герр Коллин, продолжая глядеть на гоблина. Он не мог себя заставить поднять глаза и встретиться с отчаявшимся взглядом мальчика.
Ханс спрыгнул со своего стула и развернул рукопись перед лицом Коллина.
— Но этого не может быть! Вы должны это взять! Как я буду жить дальше, если вы не возьмете мою пьесу! У меня совсем нет денег, и я не знаю, где их взять. Меня выгнали из танцевальной и музыкальной школ. Теперь я знаю, что никогда не стану актером. Но я могу писать, герр Коллин, могу. Если бы вы мне только дали шанс!
