Тим Скоренко - Легенды неизвестной Америки
Ещё он умел рисовать, причём неплохо. Предпочитал он картины разрушения и запустения, например, частенько изображал свалку за моим гаражом. Иногда на его картинах появлялись мёртвые птицы и животные. Линии он выводил чёткие, контурные, потом аккуратно закрашивал оставшиеся белыми участки. Я не знаю, как называется такая техника.
До поры меня удивляло его одиночество: он ни с кем, кроме меня, не общался, не заводил друзей, не возвращался домой с женщинами. Особенно это контрастировало с его открытым характером, дружелюбностью, приятной улыбкой. Но вскоре я привык к такому поведению моего друга и больше не обращал на это внимания.
Я придумал для Джорджа биографию. Нужно же было как-то заполнять пробелы в моих знаниях о нём. Я предположил, что он некогда жил в Европе, имел там бизнес, был женат, но война разрушила всё это (что случилось с женой, я не знал), и он перебрался в США. Причём я думал, что он каким-то образом приехал в США не после войны, а в самый её разгар, скажем, в 1941 году. Но всё это было не более чем моими фантазиями.
А осенью 1946 года я узнал о Джордже Тэмбэле правду. Точнее, ту часть правды, которую он посчитал нужным мне рассказать. И надо отметить, что поверить в неё до конца оказалось непросто.
***
Второго сентября 1946 года Джордж по обыкновению зашёл ко мне около десяти утра. Я уже трудился над машиной. Джордж обещал достать некоторые детали через свои таинственные связи. Я полагал, что он имеет отношение к какому-либо крупному автопроизводителю или дилеру. Более того, я думал, что его бизнес определённым образом связан с поставками автомобилей из США в Европу. Не спрашивайте, как я сделал подобный вывод. Просто сделал — и всё тут.
Но деталей Джордж не принёс. После того как мы поприветствовали друг друга, он внезапно сказал:
«Джим, я хотел бы поговорить с тобой…»
«А?»
«Разговор серьёзный. Даже очень серьёзный. Я могу тебе доверять и хотел бы попросить о помощи».
Мне было странно слышать такие слова. Человека, стоящего передо мной, будто подменили. Вчера он был весёлым и непосредственным энтузиастом автомобильного дела. Сегодня в его глазах промелькнуло что-то другое. Такой взгляд бывает у убийцы. Или у шпиона…
«Конечно, Джордж, без проблем», — ответил я, вытирая руки от масла.
«Пойдём в дом».
Мы пошли в дом. Я откупорил бутылку пива, он же сидел напротив в потёртом кресле, сложив руки на коленях.
«Война окончилась, Джим», — начал он и замолк.
«Я знаю», — улыбнулся я.
На его лице не появилось и тени улыбки.
«Я полагаю, ты знаешь: в Нюрнберге идёт сейчас судебный процесс над нацистскими преступниками. Он уже близится к концу. Будут наказаны все, не считая нескольких нацистов, которые покончили с собой до суда или сумели уйти в бега».
Про Нюрнбергский процесс я имел самое отдалённое представление. Конечно, я читал о нём в газетах, только и всего. Имён подсудимых я не знал. Более того, когда я впервые прочёл о процессе, я был удивлён, что не нашёл там имени Гитлера. Оказалось, что он покончил с собой в последние дни войны. Так всегда: самый главный уходит от ответственности.
«Это не последний процесс, — продолжал Джордж. — За ним будут ещё и ещё; со временем мы отловим всех…»
«Кто "мы"»? — спросил я.
«Да, — кивнул он. — Именно этого вопроса я и ждал от тебя. Где-то тут, в этом городе, скрывается нацистский преступник, Генрих Кальцен. По крайней мере, его следы ведут сюда — и здесь теряются».
«Ты из разведки?»
«Не совсем. Скорее, из Международной комиссии уголовной полиции. У разведки — другие задачи. А наши агенты заняты отслеживанием бывших нацистов по всему миру. И отловом».
Мне всегда хотелось поиграть в шпионов, и вдруг — такой шанс на золотом блюде.
«Чем я могу тебе помочь?»
Я ни на секунду не усомнился в словах Джорджа.
«Ты всех знаешь, ты живёшь тут давно. Ты знаешь каждого нового человека, который покупает или снимает жильё в твоём районе. Определённые данные подтверждают, что Кальцен поселился именно здесь».
«Ну… тебе придётся рассказать о Кальцене».
«Конечно. Я расскажу тебе всё, чем располагаю. И мы попытаемся вместе раскрутить этот клубок. Если мы возьмём его, тебя могут представить к правительственной награде».
«Вы сотрудничаете с правительством США?»
«Конечно. Но о моём существовании знают всего несколько человек. У большинства беглых нацистов есть счета и связи. Их так просто не возьмёшь. Нельзя, чтобы информация об агенте где-то просочилась. Они на редкость мобильны и великолепно умеют маскироваться».
Не смотрите, кстати, что наш диалог выглядит в моём пересказе немного наивно. Конечно, я не помню в точности, что и как произносилось. А писательским талантом меня бог обделил. Потому я примерно следую канве нашего разговора.
Далее он рассказал мне о Генрихе Кальцене. В данном случае гораздо проще пересказать историю Кальцена своими словами, чем вкладывать её в уста Тэмбэла.
Итак, Кальцен родился в 1903 году — то есть был примерно нашим с Тэмбэлом ровесником. Судьба его развивалась по достаточно стандартной схеме для всех выдвиженцев рейха. Учился в кадетском корпусе, принимал участие в деятельности фрайкоров (добровольческих националистических корпусов), работал на заводе мастером цеха, параллельно обучался журналистике в Берлине, в двадцать пятом вступил в СА, годом позже — в НСДАП. Достаточно быстро поднялся до группенфюрера СА. Вскоре после этого наступила легендарная «ночь длинных ножей», в ходе которой были убиты руководители штурмовых отрядов, готовившие путч против Гитлера. Кальцен не был замешан в подготовке восстания; наоборот, он успешно выкрутился, сдав нескольких коллег. Благодаря этому он удостоился ряда правительственных наград и получил отличные перспективы для дальнейшей карьеры. Шёл тридцать пятый год. Молодой и амбициозный офицер удачно женился на дочери богатого фабриканта, а годом позже у него родился сын Пауль.
Некоторое время он работал бок о бок с Зигфридом Каше в Хорватии и Югославии, был вхож в кабинет Анте Павелича, главы марионеточного Независимого государства Хорватии во время Второй мировой войны. Затем Каше «пошёл на повышение»: его планировали сделать рейхскомиссаром Московии. Но Москва не сдалась — и Каше остался в Хорватии. Впоследствии он был арестован и передан союзниками для суда властям Югославии. На момент нашего с Тэмбэлом разговора Каше ещё был жив. Его повесили позже, летом сорок седьмого.
Но вернусь к Кальцену. В какой-то период их с Каше дороги разошлись. В сорок первом Кальцен подал заявление на перевод из СА в СС, и его прошение было удовлетворено. Каше остался в Хорватии и проводил там жесточайшую политику депортации и уничтожения евреев, цыган, сербов. Кальцен же, не сумев уцепиться за правительственный пост, решил сделать карьеру на другом поприще. К тому времени он дослужился до оберштурмбанфюрера, то есть подполковника.
