Иван Толмачев - В степях донских
Ведет Краснов переговоры с немцами о совместной борьбе против Советской власти, добивается разрешения разжигать войну за пределами области. В письме, полном холуйского пресмыкательства, он просит кайзера Вильгельма помочь контрреволюции в борьбе с большевизмом, обещая взамен выдать богатый край на разграбление немецким империалистам. За десятки, сотни эшелонов хлеба, угля, нефти, скота, сырья оккупанты передают Краснову десятки тысяч винтовок, сотни пушек, пулеметов, миллионы снарядов, патронов, обмундирование, снаряжение. Очень часто за русский хлеб и сырье немецкое командование расплачивалось нашим же оружием и обмундированием, захваченным на оккупированной территории.
В это время в северных районах Донской области Советская власть еще держалась упорно. Усть-Медведицкий и Хоперский округа недаром считались наиболее революционными. Но они напоминали маленькие, разрозненные островки среди пылающего моря контрреволюционного мятежа. И, тем не менее, люди там героически боролись, а когда становилось невмоготу, поднимались с насиженных мест и, объединившись в отряды, прорывались сквозь огненное кольцо врага.
Двигаясь по железной дороге, наши войска, словно снежный ком, обрастали такими отрядами. Ворошилов требовал не оставлять на оккупированной территории ни одного человека, если он защищает Советскую власть. Используя вынужденную остановку у Жирново, командование взялось за пополнение частей новыми бойцами.
По приказанию Щаденко я с небольшим отрядом ранним майским утром выступил на Скосырскую, где предполагалось разместить штаб формирования.
На второй день, когда уже солнце клонилось к западу, мы подходили к слободе. Стоял тихий, душный вечер. Отряд миновал россыпь песков и вышел на луг. Повеяло прохладой от реки, со слободы донеслись веселые звуки гармошки, раздался звонкий девичий голос. Бойцы приободрились.
— Слышь ты, — заметил один из них, — в гармошку наяривают. Вроде бы свадьба.
Не успели мы осмотреться, как нас окружила детвора, подростки. Наперебой засыпали вопросами.
— Казаков зараз нема, — рассказывали словоохотливые ребята, разглядывая нас, — на днях прискакали несколько десятков, забрали в казенке водку и айда.
— А это ж почему гармошка играет?
— Пан Назаров из Процикова приехал за невестой, а она богатая, дочка лавочника Кондратьева. Жених — офицер, важный такой.
Разослав в разные стороны разведку, мы с группой бойцов поспешили к церкви, где, по сообщению ребят, венчался пан. Еще издали увидели огромную толпу, заполнившую площадь, двери, распахнутые настежь. Люди, сторонясь, оглядывая, пропустили нас, видимо приняв за белоказаков, — таких здесь проезжало немало.
С темноты никак не привыкнешь к яркому блеску свечей, люстр, к церковному убранству, которое кажется сказочным. Вдруг меня толкает в бок командир взвода Моторкин:
— Гляди, офицеры.
У самого аналоя, затянутый в рюмочку, — жених и вся в белом — невеста. Рядом, с толстыми, дорогими свечами, стоят дружки. Нас уже заметили — офицеры норовят юркнуть в толпу, мнется, кого-то высматривает жених. Пришлось нарушить торжественный обряд венчания.
Офицеров допросили. Их прислал для проведения мобилизации в Скосырской полковник Коньков, который создает специальный карательный отряд из сынков кулаков и помещиков.
— Сейчас полковник с новобранцами в хуторе Березовом, в имении помещика, — сообщил один из офицеров. — Ждет оружия, кое-что уже получено и отправлено. Немного спрятано здесь, в Скосырской, под мельницей.
— Что за оружие?
— Пулеметы в разобранном виде, винтовки, патроны, гранаты.
— Где, под какой мельницей?
— Этого мы не знаем. Нас пригласили собрать пулеметы и обучить добровольцев. Больше мы ничего не знаем. Спросите священника.
Привели попа. Щуплый, седенький старичок, он, казалось, только и занят тем, что молит всевышнего о помиловании грешников. Когда намекнули насчет оружия, замахал руками, запричитал жалобным, оскорбленным голосом:
— Что вы, что вы! Какое такое оружие? Ни в какую политику я не вмешиваюсь, одинаково молюсь за всех: и за красных и за белых!
С тем и расстались. Позже решили устроить бате очную ставку. Вошел смиренно, тихо, стал в сторонке, перекрестился на угол. Увидев своих — изменился в лице. Засверкали глаза, вскинулась кверху голова — понял: все пропало. Оттого и посмотрел на офицеров так, словно хотел сказать: «Эх вы, зеленая недоросль! Выболтали».
На вопросы отвечал путано, заикаясь, красноречие словно ветром сдуло. То ли хитрил, то ли страх отнял память. Бились мы с ним долго и решили пока посадить под арест.
А утром, чуть свет, в штаб пришла жена священника. Требует пропустить ее к командиру, к самому главному, потому как «скажет тайну великую». И сказала.
— Под алтарем в старой церкви запрятаны винтовки, револьверы, патроны, — доверительно сообщила старушка. — Охраняет церковный сторож... полковник Греков. Прибыл по поручению Мамонтова для организации мятежа. Живет он там же, в сторожке.
Закончив «исповедь», матушка торопливо перекрестилась и простодушно спросила:
— А для чего вам, родимые, оружие это? Обходились же без него столько времени, и, слава богу, все шло хорошо. — Посмотрела мутным взглядом на присутствующих и добавила: — Батюшку-то теперь выпустите? А то он, бедный, как только переволнуется, так и не может служить заутреню.
Через несколько минут «сторожа» доставили в штаб. Разоблачить его оказалось не так-то просто — старый, стреляный волк, Греков хитрил. Он не торопился и, усевшись у стола, стал нас сверлить своим пристальным, дерзким взглядом, полным ненависти. «Подкопаться» к нему, казалось, совершенно невозможно, изворачивался так ловко, что мы немели от удивления. Наконец к полуночи, прижатый к стене неопровержимыми фактами, показаниями раскаявшегося священника, «сторож» выложил все начистоту.
При полковнике оказались карта, секретные пакеты, крупная сумма денег для выплаты вознаграждения «добровольцам».
На следующий день в Скосырскую прибыл с отрядом Щаденко. Штаб по формированию расположился в доме торговца Пшеничникова.
— Вы что тут, — смеясь говорил Ефим Афанасьевич, — только приехали в слободу и свадьбу посмотрели.
— Да вот пришлось самовольно назваться в посаженные отцы господам офицерам, — отшучивались мы. — Вон с какими бубенцами собирались сыграть свадьбу, — и показали на ворох оружия, найденного под мельницей.
— Значит, ухо надо держать востро, — предупредил Щаденко. — Враг коварен.
И только мы закончили этот разговор, как разведка донесла: со стороны казачьих хуторов идут на слободу в наступление белогвардейцы.
