Эндрю Ходжес - Вселенная Алана Тьюринга
Однажды Алан… чуть не женился! На девушке!
Весной 1941 г. он завел новую дружбу. На сей раз его подругой стала Джоан Кларк. Сначала они пару раз сходили вместе в кино и провели вдвоем несколько отпускных дней. Скоро все звезды сошлось. Он предложил пожениться, и Джоан с радостью согласилась.
В 1941 г. многие не подумали бы о важности того, что брак не соответствует его сексуальным желаниям: мысль о том, что брак должен включать взаимное сексуальное удовлетворение, считалась современной, еще не успевшей сменить старые представления о браке как о социальном долге. Алан никогда не говорил о форме брака, когда жена была только домохозяйкой. В остальном он придерживался современных взглядов и, кроме того, был слишком честен. Поэтому через несколько дней он сказал Джоан, что им не следует рассчитывать на то, что из их затеи что-нибудь выйдет, потому что он имеет «гомосексуальные наклонности».
Он ожидал, что вопрос будет закрыт, и удивился, что этого не случилось. Он недооценил Джоан, потому что она была не из тех, кого можно было испугать. Отношения продолжались. Он подарил ей кольцо, и они нанесли визит в Гилдфорд, чтобы официально познакомиться с семейством Тьюрингов. Знакомство прошло хорошо. По пути они заехали на ланч к Кларкам – отец Джоан был священником в Лондоне.
В Блетчли Алан организовал смены таким образом, чтобы они могли работать вместе. В домике Джоан не надевала подаренное им кольцо. О помолвке они рассказали только Шону Уайли, но остальные тоже что-то подозревали. Когда пришло время объявить о помолвке, Алан достал несколько бутылок дефицитного шерри, отложенных на черный день для вечеринки со сослуживцами. Будучи не на службе, они мало говорили о будущем. Алан сказал, что хотел бы иметь детей, но не может быть и речи о том, чтобы она оставила службу в такое сложное время.
Будучи в Америке, Алан написал Джоан письмо, в котором поинтересовался, что бы ей хотелось получить от него в подарок. Но в своем ответном послании Джоан предпочла не отвечать на этот вопрос из-за цензуры. В итоге он привез ей хорошую авторучку. Для других тоже были подарки. Алан привез сладости, в числе которых были плитки шоколада от «Херши», а Бобу он подарил электробритву, которую снабдил понижающим трансформатором для преобразования напряжения в сети, сообразно европейским стандартам. Алан признался Джоан, что на самом деле глубоко чувствовал, сколь много они значат друг для друга. Он намекнул Джоан, что они могли бы «попробовать еще раз», но Джоан не отреагировала на этот намек. Она сознавала, что все кончено.
Алан показал Джоан книгу о китайской настольной игре го и, улегшись на пол в своем номере в отеле «Краун Инн», продемонстрировал несколько игровых ситуаций. Но это не помогло. Они расстались.
* * *В 1944-м, когда Алан работал над проектом «Далила», он неожиданно обмолвился в разговоре, случайно или по недомыслию, что был гомосексуалистом. Его молодой помощник из Мидлендса испытал двоякие чувства – и удивление, и глубокое огорчение. Все свои представления о гомосексуализме он почерпнул лишь из шуток в школе (которым он не придавал значения) и смутных намеков на «серьезные обвинения» в воскресных газетах, освещавших судебные дела. И дело было не только в том, что сказанное Аланом своему помощнику тот счел отвратительным и отталкивающим, но и в огульно непримиримой позиции тогдашнего социума по отношению к гомосексуализму.
У помощника Алана имелась на этот счет тоже твердая, четкая точка зрения. И он заявил довольно резко, что никогда прежде не встречал ни одного человека, который бы не только признавал то, что он считал в лучшем случае противным, а в худшем омерзительным, но и, похоже, находил это вполне естественным делом и даже гордился этим. Алан, в свою очередь, был расстроен и разочарован его реакцией, которую он описал, как слишком типичную для общества в целом. Пожалуй, это был один из немногих случаев, когда Тьюринг прямо высказывал свое мнение об обществе в целом. Действительность, нравилось это ему или нет, была такова, что большинство обычных людей воспринимали его чувства, как чуждые и гадкие до тошнотворности. Собственные взгляды Алана со временем только ужесточались, поскольку уже до войны – возможно, с разрыва помолвки, а затем и в силу возросшей уверенности в себе после той работы, которую он проделал – он не обрывал разговора на эту тему в раздражении, а продолжал спорить, да так разгоряченно, что разговор становился очень накаленным.
* * *Уже после окончания войны Алан, как обычно, придумал игру и делился с друзьями, в частности с Робином и Кристофером Беннетом, историями, которые он называл «роман» и «романчик».
«Роман» представлял собой масштабную историю (как у него было с Арнольдом), а «романчик» не предполагал полного раскрытия всех чувств. Алан рассказал одну такую историю, которая произошла в Париже. Алан встретил молодого человека и настоял на том, чтобы тот пошел с ним до его отеля пешком.
Алан был удивлен тем, что «он видел Париж как Риманову поверхность». Он знал лишь местность у входа в метро и не мог дойти пешком от одной станции до другой! В номере молодой человек торжественно поднял матрас и положил туда свои брюки, чтобы сохранить складки. Это тоже удивило Алана, так как у него на брюках никогда не было складок. Потом молодой человек выдумал историю, чтобы обменяться часами в знак доверия до их следующей встречи. Алан выразил свое доверие, но часы свои так и не получил, но он посчитал, что это была стоящая жертва. Алан и Робин отмечали на улицах тех, кто их привлекал. «Это ее ты называешь красивой девушкой?» – однажды спросил Алан в угоду тому, что ему, возможно, пора расширять свои собственные интересы. Однажды Алана убедили, что самокопание и самораскрытие были достойными целями, и он последовал этому бескомпромиссно. Например, в компьютерную лабораторию однажды приехал очень привлекательный, по мнению Алана, молодой человек из Лондона. «Кто этот прекрасный молодой человек?» – поинтересовался он у Тони Брукера. Затем последовало незамедлительное приглашение на ужин, но неожиданно сам для себя Алан отделался невнятным предлогом, якобы навестить свою больную тетю.
У Франца Гринбаума была теория, что внимание Алана привлекали те, кто в какой-то степени напоминал ему самого себя или же те, на которых бы он хотел быть похожим. Это довольно банальное наблюдение психоаналитического рода, где каждое исключение может доказать правило. Такая идея заинтриговала Алана, который никогда об этом не задумывался. Лин Ньюман была одной из тех, кто поддерживал Алана в этом, и она стала одной из немногих, кому Алан мог доверять. В его письмах к ней (иногда он писал на французском) чувствовалась игривость, которая на самом деле означала раскрытие его оболочки. В мае он написал Лин Ньюман, что «за последние несколько недель Гринбаум добился больших успехов. Кажется, мы близки к корню проблемы».
