Анатолий Кожевников - Стартует мужество
Целый месяц техники приводили самолеты в порядок: меняли двигатели, проверяли все до мелочей. Летчики занимались командирской подготовкой, повторяли теорию аэродинамики, изучали тактику истребительной авиации. А когда закончили подготовку матчасти к зиме, подошел долгожданный отпуск. Дружна была летная семья, но повидаться с родными мечтал каждый из нас.
— Завтра буду дома, — укладывая чемодан, говорил Нестеренко. — Из отпуска приеду с женой и дочкой. Не видел семью с тех пор, как ушел в школу. Дочурке тогда годика не было.
— Не узнает, наверное?
— Конечно, не узнает, — ответил с добродушной улыбкой Нестеренко. — А ты в Сибирь поедешь?
— Поеду. Отца с матерью надо повидать. На комбинат схожу, посмотрю, как он отстроился.
— Я тоже на шахту загляну, наведаюсь в свое угольное племя. Ты в чем поедешь?
— Кроме летного реглана и фуражки, ничего не возьму.
— А не замерзнешь?
— Моряки даже в декабре приезжают в отпуск в бескозырках и бушлатах. У нас морозы крепкие, но не злые. Воздух сухой, и тихо. Тридцать — сорок градусов переносить легче, чем здесь пятнадцать, — убеждал я не только товарища, но и себя.
Не мешало бы, конечно, одеться потеплей. Но ехать в шинели, оставив летный реглан — эту обязательную принадлежность всех летчиков, — я, разумеется, не мог.
И вот уже чемоданы набиты подарками. Мы с Нестеренко разъехались в разные стороны.
Чем дальше от Ростова, тем холоднее. Московская зима встретила мягкими хлопьями снега, легким морозцем. Я попал в столицу впервые. Хочется поскорее увидеть знаменитый город, посмотреть Кремль.
На Курский вокзал поезд прибыл вечером. Сдав чемодан в камеру хранения, я вышел на площадь. Хотелось осмотреть город. С чего начать осмотр Москвы? Куда пойти? Ну конечно на Красную площадь!
Москва удивляла на каждом шагу. Станции метро напоминали дворцы. А вот и сердце столицы — Кремль. Мавзолей Ленина, Спасская башня, подсвеченное прожекторами Красное знамя над Кремлевским дворцом.
Без устали бродил я по городу, на вокзал вернулся с последним поездом метро. Утром с Ярославского вокзала уехал в Сибирь.
…Позади остались Урал, Омск. Поезд прибывает на станцию Тайга. А что, если заехать в Томск, повидать сестренку? Не долго раздумывая, набросил на плечи кожанку, забрал чемодан и вышел из вагона. Поздняя ночь. Трескучий мороз. Под ногами скрипит сухой снег.
В Томск поезд пойдет не скоро. Брожу по обледеневшим путям в надежде найти какую-нибудь оказию. На мое счастье, в сторону Томска собираются послать паровоз. Машинист охотно согласился меня подвезти и предложил место у окна. Через несколько минут шумная машина, разрезая темноту мощным лучом света, помчалась меж высоких заиндевелых елей. Под ногами вздрагивал металлический пол, спину приятно согревала стенка котла, а сбоку задувал холодный ветер. Меня не на шутку начал пробирать родной сибирский морозец. Дорога казалась бесконечной. Но вот машинист нажал рычаг, раздался пронзительный гудок — паровоз остановился.
— Приехали, товарищ летчик, — сказал машинист. — Отсюда до города километра три, будьте здоровы.
Томск спал предутренним сном. На улицах ни души. Даже не у кого спросить, как пройти в студенческое общежитие. Иду наугад, читая таблички с названиями улиц. Так и дошел до Комсомольской.
В общежитии ни огонька. Стучу в дверь. Послышались шаги. Заспанный голос спросил:
— Кто там еще?
— Откройте, я к сестре.
— Ну, коль к сестре, заходите, — открывая дверь, сказала пожилая женщина. — Только надо подождать, до подъема еще час. Откуда в такую рань?
— С поезда.
— С какого же? В эту пору нет поездов. — Женщина смотрела на меня подозрительно.
— На попутном паровозе.
— Ну, если на попутном, то можно поверить. Вы летчик?
Вопросы задавались бесцеремонно. Через полчаса женщина знала всю мою биографию. Удовлетворив свое любопытство и узнав, что я приехал внезапно, она поспешила будить сестру.
Через несколько минут послышались торопливые шаги. Люда, не скрывая восторга, бросилась меня обнимать и потащила к себе. Девушки уже успели одеться.
— По тревоге поднял? — сказал я, входя в уютную, чистенькую комнату.
Сестра засыпала меня вопросами, а девушки деликатно молчали, готовя завтрак.
— Хорошо, что заехал, сегодня у нас университетский вечер, будет очень весело, — радовалась сестра.
— Вечером я буду подъезжать к Красноярску. Сестренка огорчилась:
— Да ты что? Останься хотя бы дня на два.
Но я не остался. Мы позавтракали, я проводил сестру до университета и надолго расстался с ней. Встретились мы только после войны.
На другой день я был дома. Все тут знакомо, как прежде. Даже собака во дворе — та же. Сначала она тявкнула, но, узнав, бросилась ко мне, пытаясь лизнуть в лицо.
— Лейб-гвардии рядовой команды разведчиков его величества полка, — вытянувшись, доложил отец, как только я переступил порог. Я обратил внимание на его выправку — отличная. Даже капитан Львов не нашел бы, к чему придраться.
Мать молча кинулась мне на грудь, смеялась и плакала от радости. Потом отодвинулась, оглядела с ног до головы и сказала отцу:
— Видишь, лейб-гвардия, сын-то по-старому — офицер, он теперь командир над тобой, — пошутила она.
— Точно, офицер, — согласился отец. — Только летчиков мне не приходилось тогда видеть.
— Ты почему же не предупредил? — с укором спросила мать. — Мы с отцом только что вспоминали и тебя и Люду. Разъехались и оставили нас, стариков, одних.
— Надолго? — спросил отец.
— На месяц.
— Значит, в отпуск. На комбинат сходи, такую махину отстроили! Когда-то там луг был, скот пасли, а теперь и места того не узнать.
— А труба-то день и ночь дымит, погляжу на нее — и тебя вспоминаю, — добавила мать.
— Давай, мать, на стол накрывай, корми с дороги, — сказал отец.
— Ах, батюшки, — спохватилась она, — я и забыла, старая. А ты тоже хорош — нет чтоб напомнить.
— А кто тебе подсказал? Садись, Анатошка, за стол — соловья баснями не кормят.
После завтрака отец собрался на работу.
— Может быть, вместе пойдем? В цеха заглянешь, друзей повидаешь.
Отцу не терпелось пройти по улице с сыном-летчиком. Я понял его желание, быстро оделся, и мы ушли.
— Не холодно в фуражке-то? — спросил он, выходя из дому.
— Не замерзну, — уверенно ответил я.
— Вот это по-нашему, — одобрил отец. — Я, когда молодым был, в любой мороз без рукавиц ходил и шапку не завязывал.
Здороваясь со знакомыми на улице, отец с гордостью говорил:
