Хорст Герлах - В сибирских лагерях. Воспоминания немецкого пленного. 1945-1946
Как будто я не видел русских госпиталей изнутри? Но что оставалось делать, и я сказал:
– Если честно, вчера, когда…
– Заткнись! Сейчас я разберусь с тобой!
Он схватил телефонную трубку, набрал номер и начал притворяться, будто разговаривает со старшим офицером, говоря обо мне и о том, чтобы они пришли и забрали меня.
Потом он сел и написал на меня жалобу, будто я специально повредил ноги. Но я отказался подписать бумагу. Это еще больше взбесило его. Он подскочил и заорал на меня:
– Убирайся отсюда, ленивая свинья, сегодня останешься без обеда!
Я надел носки и вышел из кабинета. Повариха находилась в соседней комнате. Когда я проходил мимо нее, она спросила, почему врач так кричал. Я рассказал ей всю историю, а также и то, что сегодня меня оставят без обеда.
– Не волнуйся, – сказала она утешительно, – я покажу тебе, где поесть.
Как мне хотелось в тот момент оказаться рядом с матерью и отцом, но никто не мог помочь мне в этой ситуации. Когда все отправились есть, я испытывал непередаваемое чувство голода. Но я видел, что доктор следит за мной, чтобы быть уверенным, что я ничего не ем. Мне пришлось ждать, пока каждый доест свой обед, и только потом доктор вышел. Тогда я спрятал пустую тарелку под пиджак и проскользнул на кухню. Повариха в этот момент ела, но, увидев меня, крикнула:
– Заходи скорее. Я оставила еды для тебя. – Она соскребла остатки из кастрюли в мою тарелку; я быстро схватил ее и выбежал. С того дня врач всегда цеплялся ко мне и использовал любую возможность, чтобы устроить мне «райскую жизнь».
Рождество
Так мы дожили до Рождества. Русские, естественно, не отмечали этот праздник. Они были настроены работать, как и в остальные дни. Но случилось настоящее чудо, и оно позволило нам отдыхать несколько дней, дольше, чем мы отдыхали дома каждый год. В первый день праздника температура опустилась ниже 50 градусов, а согласно местным порядкам нельзя работать на улице при температуре ниже 40. Такой мороз держался целых четыре дня.
Так или иначе, мы все радовались этим неожиданно выдавшимся праздникам. У нас даже была маленькая елка, хотя и без свечей, которая стояла в нашем бараке. Кто-то рассказывал рождественские истории и вспоминал о старых добрых временах, когда мы жили дома.
При таких низких температурах на улице невозможно было находиться без перчаток даже короткое время. Руки мгновенно обмораживались; достаточно было полминуты, чтобы пальцы задеревенели. Нам всем выдали повязки, чтобы не отморозить лица.
В эти рождественские дни мы часто наблюдали феномен северного сияния. Это было настоящее представление: вспышки всех цветов радуги по всему небу. Тем не менее жителей Севера совершенно не впечатляло это зрелище, предвещающее изменение погоды. А изменения эти обычно были к худшему – становилось еще холоднее и морозней.
За это время почти все заключенные похудели до неузнаваемости, так что уже не было сил таскать ноги. И как раз в этот момент пришли обнадеживающие новости: все работники, попадающие под третью категорию, отправляются в лагерный госпиталь.
10 января за нами приехал товарный поезд с прицепленным вагоном для заключенных. Это был так называемый столыпинский вагон, который предназначался для перевозки заключенных. Когда мы вошли, поезд уже был заполнен немцами. В этой поездке нас охранял старый сержант.
Юг! Мы ехали на юг! Это слово имело магическое значение для каждого пленного, который побывал на Севере. Тысячи надежд вкладывались в это слово: север и юг, как жизнь и смерть, как тюрьма и свобода. Как здорово было ехать на юг!
Новый лагерь
Через несколько дней мы приехали в лагерь. После прибытия нас сразу же отправили в баню. Пока мы отмывались, нашу одежду дезинфицировали. Эти гигиенические процедуры были абсолютно необходимы. Потом нас повели в госпиталь.
Я встретил здесь много знакомых лиц. Среди них был Ханс, мой друг из старого лагеря. Он выглядел ужасно и лежал здесь потому, что обморозил ноги. Этот молодой парень был одним из самых крепких ребят и всегда перевыполнял рабочую норму. И теперь невозможно было без боли смотреть на него, беспомощно лежащего с отмороженными ногами. Ему ампутировали пальцы, и он долгое время не шел на поправку, так как лечение было плохое.
Состав нашей рабочей бригады теперь изменили, так как больший процент перевезенных с Севера заключенных положили в госпиталь. За здоровьем этих людей следили медсестры, которых, в свою очередь, контролировал лагерный доктор. По сравнению с прежним местом еда была намного лучше, но ее все равно не хватало. Теперь в наш рацион входило мясо – говядина, свинина и конина. Картофель давали мороженый и местами испорченный, но мы этого не замечали, потому что уже привыкли к некачественным продуктам.
Много неприятностей доставляли молдаване, народ, имевший румынские корни. Русские также не любили их за то, что они воровали все, что плохо лежит. Плюс ко всему они ненавидели работу, зато с огромным удовольствием торговали.
Нашим каждодневным занятием было растапливать печь по три раза в день. Нам приходилось таскать тяжелые дрова на спине, и из-за таких упражнений у нас разыгрывался аппетит. Дополнительно же кормить нас никто не собирался.
На работе я познакомился с профессором из Мюнхена по имени Герберт Фольгер. Он жил со своими родственниками в Восточной Пруссии, где его и взяли в плен русские. У него была Библия, и он часто давал мне почитать ее. Не могу сказать, что я читал ее с огромным желанием, просто больше читать было нечего.
Довольно часто мы с ним играли в шахматы. Я сам вырезал из дерева фигуры, а также смастерил шахматную доску. Играя, мы много разговаривали, обсуждая различные проблемы. Из наших бесед я понял, что стал почти антифашистом. Все разговоры велись о прошлом, так как о будущем никто не решался заговорить, потому что никто не знал, когда увидит свою родину снова. Мы уже начинали верить в пропаганду русских, что Германия сдалась.
– Почему все так? – каждый день жаловался я Фольгеру за игрой.
– Всему воля Божья, – отвечал он. – Даже если это нам не нравится.
– Но я никогда не убивал русских, – настаивал я.
– Но большинство из нас были заодно с Гитлером, – ответил он, двигая фигуру.
– Но тогда почему вы здесь? Вы же не поддерживаете Гитлера, разве не так?
– Да, я его противник, но этого недостаточно. Наша нация совершила так много жестоких преступлений, что теперь кто-то должен отвечать за это.
– Вы в самом деле верите, что немцы убили такое количество евреев, как говорят русские?
– Ну, этого я не знаю, – ответил он. – Но убитых было очень много.
