Аркадий Кошко - Очерки уголовного мира царской России
В этот же день заезжал к ней мой полицейский фотограф и, привезя в круглой коробке, под видом венка, фотографический аппарат, сделал несколько снимков с гроба. Эти снимки были разосланы по всем гробовщикам Москвы, вместе с требованием сообщить, не у них ли изготовлялся за последние два дня означенный гроб, и если да, то кем из заказчиков был он взят из мастерской.
Подробное описание украденных драгоценностей, а их имелось, по словам Барановой, на тридцать тысяч, было дано всем ювелирным магазинам Москвы, равно как и номера похищенных процентных бумаг, найденных в записной книжке покойного, посланы во все кредитные учреждения Империи.
Для очистки совести я послал даже местного надзирателя в Новодевичий монастырь, но, как и следовало ожидать, результатов никаких не получилось: искомой по приметам монашки там не оказалось.
Все эти меры, казавшиеся вполне необходимыми, однако не пригодились мне. Дело раскрылось довольно неожиданно и просто.
Пропустив день похорон, я, как это было условлено, вечером явился к Барановой в не очень элегантном пиджаке и розовом галстуке. Матрена, получившая, очевидно, соответствующие указания, крайне приветливо меня встретила и, снимая с меня пальто, заботливо справилась:
- Что, сударь, поди, промокли? Дождь-то, дождь-то какой!
Просидев с хозяйкой и Егоровной с часок в гостиной, я был приглашен в столовую поужинать чем Бог послал. Послано было Господом немало, и стол Барановой ломился от расставленных яств и питий. Матрена, подперев голову рукой, умильно взирала на стол и хозяев. Первую рюмку я выпил за упокой души усопшего, сказав:
- Вот жизнь человеческая! Сегодня жив, здоров, полон сил, а завтра и всему конец.
Матрена тихо всхлипнула.
- Да, - сказала Баранова, - все покойничка жалеют, как родного. Да вот хоть бы Матрену взять в пример: что он ей? не родственник какой, а как вчера убивалась на похоронах!
- Да, - сказал я, - хорошо еще, кто при своем капитале живет, тому хоть жизнь в удовольствие, а помрет - так опять таки честь честью похоронят. Не то что наш брат: бегаешь, работаешь, страхуешь других, а самого себя - не то чтоб застраховать, а и гроба, поди, не на что будет купить. Вот нынче все так дорого стало.
- Это вы справедливо изволите говорить, сударь! - сказала Матрена. - Ни к чему доступа нет. Вот хотя бы и гробы, за сосновый неказистый 15 целковых требуют, а ежели дубовый, да попредставительней, то и полсотни, а то и более отваливай.
- Ишь, кухарочка-то ваша - на все руки молодец, - обратился я к Барановой. - Не только цены на продовольствие в точности знает, но и по части гробов специалистка.
- Да как же не знать-то мне, барин, коль племянник мой весь прошлый год у гробовщика работал?
- Ну, что ж, Матреша? Коль помру - протекцию окажете и от племянника гроб подешевле достанете?
- И рада бы услужить, - отвечала она простодушно, - да не смогу: племянник мой давно уже ушел от гробовщика, опосля служил на заводе, потом приказчиком, а ныне второй месяц без работы ходит.
- Что же он у вас такой неуживчивый?
- Да не ндравится ему сидячая служба. Мне бы, говорит, ходить по городу да видеть людей.
- Это он верно говорит, - сказал я поощрительно, - что может быть скучнее сидячего дела?
Выпив еще стакан вина, я, симулируя легкое опьянение, откинулся непринужденно на спинку стула и проговорил:
- Вот что я вам скажу, Матреша: я хоть человек и не богатый, а, однако, вкусно поесть люблю. Вы, честное слово, разуважили меня своей стряпней, и я хочу отблагодарить вас, как могу. Устрою-ка я вашего племянника к нам в страховые агенты, нынче у нас и вакансия имеется. Дело как раз по нем, - не сидячее. На первых порах жалованья 40 руб. положат да процентные отчисления за застрахованных. Одним словом, - работать будет, до сотни выгонит в месяц. Пять лет тому назад и я с этого начал, а нынче, слава Тебе Господи, больше 200 зарабатываю.
Обрадованная Матрена поставила передо мной тарелку с чудовищной порцией индейки:
- Заставьте, сударь, за себя век Бога молить, похлопочите за моего племянничка, а то сегодня утром я забегала к нему, поклоны передала да гостинцы из деревни, он мне говорит: "Ежели я, тетенька, за эти три дня не подыщу места, то и махну в деревню, там прокормиться легче".
Пригубив еще рюмку, я задумчиво сказал:
- Одно только в нашем деле нужно: чтобы человек был толковый, хорошо грамотный и чтобы физиономию имел эдакую приветливую, обходительную; чтобы умел к клиенту подойти и уговорить его.
- За этим дело не станет: мой Николай - разбитной малый, кончил городское училище и сам мужчина хоть куда: высокий, статный, красивый.
Я спросил как бы невзначай:
- Блондин или брюнет?
Матрена слегка помялась и конфузливо ответила:
- Нет, извините, он у нас рыжий.
- Егоровна, принеси-ка мне валерьянки с моей полочки, - сказала Баранова, - а то что-то сердце все колотится.
Я, как ни в чем не бывало, продолжал:
- Что ж, и рыжий цвет волос недурен, а к тому же у рыжих и цвет лица всегда хороший.
- Сущую правду изволите говорить, барин, и племянник мой румян, как красная девица.
- Ну, так ладно, Матреша! - сказал я. - Завтра же напишу вашему племяннику, а то, пожалуй, лучше и сам заеду, если по пути будет. Ведь не на краю же города он у вас живет?
- Какой там! Здесь близехонько, на Юшковом переулке, дому номер 4. Как войдете со двора, направо стоит деревянный флигель, а на нем вывеска "Столярная мастерская". В этом флигельке живет столяр да брат его с женой, племянник же снимает у них комнатушку.
- А звать-то как? Как спросить вашего племянника?
- Николай Семенов Буров.
- Ладно, не забуду и часика в 2-3 заеду.
Докончив ужин и посидев еще с полчаса, я распрощался с Барановой и Егоровной. Матреша, помогавшая мне надевать пальто, еще раз рассыпалась в благодарностях и заявила, что рано утром сбегает предупредить племянника о моем посещении.
Я вернулся к себе на Гнездниковский. Часов до 2 ночи я разбирался в срочных поданных мне рапортах, а затем, усадив 4-х агентов в свой автомобиль, я помчался на Юшков переулок. Без труда нашли мы флигель столяра, стуком разбудили его обитателей и врасплох предстали перед ними.
- Мы к вам с кладбища, - сказал я, - прямо от купца Баранова, прислал он поклоны и тебе, рыжий гробовщик, и тебе, читавшей над ним монахине, и тебе, лысоголовому покойнику, - обратился я к столяру.
Они растерянно переглянулись.
- Ну, где тут у вас запрятаны бриллианты и процентные бумаги покойного?
