Александр Тамоников - Грозовые ворота
Сердце екнуло. Неужели наряд в новогоднюю ночь? Но праздничные наряды планируются на несколько дней, может, пронесет и его очередь выпадет на тридцатое или на второе число? Не пронесло. В книге четко обозначено: «31 декабря – дежурный по парку – ст. л-нт Доронин».
– Вот черт! Что же это такое?
– Распишитесь, товарищ старший лейтенант, мне еще многих обойти надо. Начальник штаба ругать будет, если кого не найду.
В это время в канцелярию вломился Чирков.
– Что за дела, военные? Оп-па, смотрю, Сань, загремел ты в наряд? И когда?
Володя знал, что Александр собирается встретить праздник с Катюшей, и радовался этому.
– С 31-го на 1-е, Володь, как нарочно. Настроение у Доронина упало на ноль.
– Это Куделина работа, – проговорил Чирков, чует мое сердце. Так и норовит людям праздник испортить.
– При чем тут Куделин? График начальник штаба с комбатом составляют.
– Все равно без замполита не обошлось. Ну чего нос повесил? Слушай, ты давай оставайся здесь, а мы с посыльным до штаба прогуляемся, решим твой вопрос.
– Зачем без толку лишний шум поднимать?
– Сиди здесь, пехота, и жди меня. Чирков ушел и вернулся через полчаса,
– Ну вот и все, а ты боялся. Гуляй смело со своей Катюшей. Да, Доронин, с тебя стакан.
– Как тебе это удалось?
– Я заменил тебя. И все оформил как следует, да же в приказ изменения внесли. Так что свободен ты, Сань, как птица в бреющем полете.
– Володь!
– Ладно, молчи. Потом два наряда отстоишь за меня.
– Да хоть десять! Но как же Даша?
– А что Даша? Ей не привыкать. Скажу, за доблестную службу отмечен праздничным нарядом, так что – гордись, родная. Короче, мое это дело. Я же понимаю, как важна для тебе первая семейная встреча. Посему молчи, но стакан давай наливай.
– Нет у меня сейчас.
– Мамеда пошли.
Доронин вызвал старшину Мамедова.
– Акиф? Ты мне кунак? – спросил его Чирков.
– Я понял. Что? По новой, командир? – Мамедов был недоволен, решив, что Доронин собирается выпить.
– Ни черта ты не понял, мой горный друг, – продолжал Чирков, – речь не о твоем командире, а обо мне. Доронин мне стакан должен, понял? Сам он, ты понимаешь, не может пойти за пойлом, мне идти – какой резон, ведь стакан должен не я? Вот и получается, если ты друг мне и тебе не западдо, сходи до комка!
– Говоришь, командир тебе стакан должен?
– Точно.
– Ну лобастый, Володя, я тебе налью сам. Пойдешь со мной или сюда доставить?
– Зачем светиться, Акиф, пошли в твои владения. Все-таки, Доронин, переманю я у тебя Мамедова. Не старшина – золото. В отличие от моего недоделка.
– Так я тебе его и отдам, жди.
Как только Чирков с Мамедовым вышли, зазвонил телефон. Оперативный дежурный сообщил, что старшего лейтенанта Доронина и рядового Ветрова вызывает к себе командир части.
Это было неожиданно. Ну ладно, Смирнов хотел бы увидеть его, Доронина, такое бывало. Но при чем здесь рядовой Ветров? Неужели драка в туалете стала достоянием гласности? Это уже хуже. Но думай не думай, а идти надо.
Александр вызвал дневального:
– Рядового Ветрова ко мне, быстро!
Через несколько минут Костя открыл дверь ротной канцелярии.
– Разрешите, товарищ старший лейтенант?
– Заходи. Так, нас вызывает командир части, тебя и меня. Если встанет вопрос о ночном инциденте со старослужащими, ничего не скрывать, говорить правду. Ясно?
– Так точно! – Костя был немало удивлен вызовом. – Но... откуда...
– Не знаю. Все! Пошли!
Доронин с Ветровым прошли через плац в штаб. Поднимаясь по лестнице, офицер подбодрил подчиненного:
– Ты особо не суетись. Командир с виду грозный, а так с понятием. Единственное, не переносит лжи. Это уясни.
Они подошли к двери кабинета. Старший лейтенант постучал.
– Разрешите, товарищ подполковник?
– Входите.
Командир сидел за рабочим столом, как всегда собранный и внимательный. В руках он, как всегда, держал ручку. Перед ним – чистый лист бумаги.
– Проходите, присаживайтесь, – пригласил Смирнов, не дожидаясь доклада.
Тон командира – миролюбивый и разносом, по крайней мере сейчас, в самом начале, не грозил. Он спросил, глядя на солдата:
– Рядовой Ветров? Константин?
– Так точно!
– Знаешь, Константин, я вызвал тебя больше по личному вопросу. Дело вот в чем. Фамилия Ветров напоминает мне один эпизод из моей жизни. Извини, твой отец жив? Родной, я имею в виду, отец?
– Никак нет, товарищ подполковник. Он погиб в Афганистане.
– Вот как? А кем он там служил?
– Летчиком, пилотом вертолета, лейтенантом.
– Вертолета? – лицо Смирнова напряглось. – А когда и при каких обстоятельствах он погиб, тебе известно?
– В восемьдесят первом году. А как – это я знаю только со слов других. На земле шел бой, отец в составе экипажа прикрывал наших с воздуха. Вертолет сбили, экипаж разбился. Я отца не знал, так как родился, когда он уже погиб.
– Послушай, Ветров, – командир подошел к Косте и взял его за плечи, чем очень удивил Доронина, – у тебя, вернее, у вас дома сохранились фотографии отца?
– Да, но только одна, с войны.
– Хорошо. Сейчас, подожди.
Командир сел за стол, начал выдвигать ящики, вытаскивая папки, открывая их и бросая на сукно. Он что-то искал и наконец нашел. Смирнов держал в руке пожелтевшую от времени фотографию. Он обошел стол, наклонился к Ветрову.
– Посмотри, парень, сюда. Здесь, на фото, нет твоего отца?
На Костю смотрели, два улыбающихся офицера, летчики, судя по форме, державшие в руках шлемы. Слева незнакомый, постарше, а вот справа... Сомнений быть не могло, через десятилетия на него смотрел отец, по возрасту ненамного старше сегодняшнего сына.
– Ну что? – спросил подполковник.
– Отец, – произнес Константин, – вон он, справа.
– Та-ак!
Командир расстегнул китель, присел рядом с солдатом, закурил. Доронин молчал.
– Товарищ подполковник, вы знали отца? – тихо спросил Костя.
– Знал ли я его? – Смирнов задумался. – Лично нет, не знал.
– Тогда почему у вас эта фотография?
Командир печально посмотрел на молодого солдата.
– Ты говорил, что знаешь, что отец твой погиб, прикрывая с воздуха ведущее бой подразделение, так?
– Так точно!
– Так вот, Костя. Двадцать восьмого августа 1981 года в горах Гиндукуша, на одном из перевалов, попал в засаду разведвзвод. Бой завязался тяжелый, неравный, с превосходящими силами противника. Командовал этим взводом я, тогда еще старший лейтенант. Ситуация складывалась катастрофическая. Несмотря на наше ожесточенное, отчаянное сопротивление, духи все подходили и подходили через узкий проход ущелья. У нас кончались боеприпасы, и участь взвода была предрешена. Но тут с воздуха вдруг ударил вертолет. Огнем неуправляемых ракет он на какое-то время заставил наступающих отойти. К сожалению, передышка была короткой, вертолет обстреляли и, видимо, повредили, так как полет его стал рваным. Может, я выражаюсь не совсем понятно, но тогда я подумал именно так – рваный полет. Ребятам с вертушки надо было уходить. Сделать большего, чем уже сделали, они не могли. Просто были не в состоянии. Боезапас экипаж расстрелял, вертолет поврежден, им бы до площадки своей дотянуть. Но они остались. После боя, после всего, что произошло, в приказе о награждении говорилось, что вертолет был сбит, экипаж пал смертью храбрых. Все это так. Но была одна неточность в словах наградного листа.
