Сборник - «Там, среди шумного моря, вьется Андреевский стяг…» Хрестоматия военного моряка
Корабль «Св. Петр» в несколько минут очутился перед французскими батареями и приветствовал незваных гостей залпом целого борта ядрами с картечью. Ему даны были еще три канонерские лодки в подкрепление. Через несколько дней не стало основания неприятельских батарей, хотя всякий раз ночью они поправляли, что было днем разрушено. 13-го сентября мыс Остро очищен был от неприятеля, который принужденным нашелся оставить на месте 15 орудий разного калибра, достаточное количество снарядов, потеряв при этом случае много убитыми. Ниспровергая таким образом силою силу, и коварству неприятеля Сенявин не позволял торжествовать: 12-го является на фрегат «Венус» под парламентерским флагом французский офицер и подает капитану бумагу, коею главнокомандующий генерал Молитор[133] извещает, что приказал прекратить военные действия, возникшие от некоторых недоразумений, и с согласия адмирала Сенявина послал на двух судах несколько бочек воды и провианта для войск, находящихся на мысе Остре, почему и просит российские крейсера не задерживать их и пропустить. Капитан решился послать к адмиралу удостовериться в справедливости такого приказания и получил в ответ следующие достопамятные слова, написанные рукой Сенявина на рапорте капитанском: «Неприятелю верить не должно, тем паче французам. Вы, г. капитан, отвечаете, если суда не будут взяты». Разумеется, что приказание адмирала было выполнено.
После многих удачных для нас сшибок неприятель начал ретироваться к Старой Рагузе. Генерал-майору Попондополо[134], командующему нашими войсками, было приказано от адмирала осторожно его преследовать, не теряя своих коммуникаций, дабы не попасть в засаду и не быть отрезанным, что весьма легко могло случиться в сих неприступных горах и пропастях. Предположения Сенявина не замедлили выполниться… 19-го на рассвете неприятель атаковал наши передовые посты одновременно во всех пунктах. Скоро сражение открылось по всей линии и бой сделался рукопашным, кровопролитным; скоро превосходные силы неприятеля должны были уступить единодушию и храбрости русских. Он был опрокинут; но заметив, что французы получили две новые колонны и в состоянии окружить малочисленные наши войска, Попондополо перешел на другую позицию, им предназначенную. После чего с удивительным искусством поддерживал он отступление линии, то останавливая неприятеля искусными маневрами, то опрокидывая его жаркой атакой и заставляя каждый шаг в продолжение 8 верст и 7 часов боя покупать кровью.
20-го сентября два сильных отряда французов двинулись к крепостям нашим и, пройдя некоторое расстояние, разделились: один приближался со стороны моря и делал вид приступа, а другой, обходя крепости, показывал, будто хочет прорваться во внутренность провинции. Но маневры эти были фальшивые, ибо неприятель сам был уверен, что не мог иметь успеха без сильной артиллерии против крепостей, защищаемых гарнизоном, который с таким упорством противостал и в поле всем его силам. Цель его состояла единственно в том, чтоб осмотреть окружные места, ограбить и предать огню дома обывательские. Однако этя дерзость стоила им самим немалой жертвы от пушечных выстрелов, коими поражаемы они были с обеих крепостей и с корабля «Ярославль». Черногорцы, ободренные благословением и личным присутствием предводительствующего ими митрополита Петра Петровича, удачно поражали их метким ружейным огнем, а раздраженные приморцы, видя дома свои, объятые пламенем, стекались со всех мест и умножали число сражающихся для спасения отечества. Кровь лилась рекой более 6 часов с обеих сторон. После чего французы начали уступать и ретироваться к своему главному лагерю. В этот день неприятель потерял более 300 убитых на месте, в том числе 8 офицеров; с нашей стороны урон состоял в 35 убитых и раненых.
Так кончилось грозное наступление французов, кои, полагаясь на искусство знаменитых своих генералов Мармона[135], Лористона и Молитора и несоразмерное превосходство сил своих, 15 тысяч против 3-х, почитали разбитие русских, предводительствуемых адмиралом, а потом и занятие крепостей и области, легким для себя делом.
После этого Сенявин употребил все свое внимание на деятельнейшее нанесение вреда неприятелю помощью флота недопущением никаких пособий к нему через море и истреблением его торговли. Наши корабли ежедневно приводили призы: к концу октября осуждено было их трибуналом более чем на 2 000 000 рублей. В плену у нас находились 1 генерал, 2 полковника, 150 штаб- и обер-офицеров и до 3 000 солдат.
Кровопролитная война эта произвела на свет много прекрасных анекдотов, кои с удовольствием рассказываются моряками и кои, по моему мнению, сильнее реляций показывают характер этой брани и дух русского начальника и подвизавшихся с ним. Заметим некоторые из них.
Бриг «Александр» под началом капитана Скаловского, оставленный у острова Браццо для обсервования[136] неприятеля, стоял 16 декабря на якоре у местечка Милина, как узнал, что в 11 часов пополудни вышли из Спалатры 4 французские канонерские лодки, на коих посажено было 500 солдат. Тотчас же снялся он с якоря, но при маловетрии не мог переменить места, и вдруг теми 4 лодками был атакован со всех сторон. Скаловский, неся только на борте брига по 6-ти 4-х фунтовых пушек, не прежде открыл огонь, как по приближении неприятеля на ружейный выстрел. Два раза французы стремились на веслах абордировать бриг, крича, чтоб сдался, но оба раза были отбиты с величайшим для них уроном. Наконец, направив все выстрелы свои на самую большую лодку, Скаловский имел счастье потопить ее; после чего прочие, будучи в страхе, начали ретироваться в Спалатро; но храбрый капитан, несмотря на то, что корпус брига был чрезвычайно поврежден, и такелаж почти весь был сбит картечью и пулями, преследовал их до самого места, сильно поражая своей артиллерией, так что у входа потопил другую лодку, а остальные едва укрылись и спаслись в порту. По верным сведениям известно стало, что французы при этом случае потеряли ранеными и убитыми 217 человек; а с нашей стороны было убитых только 4, да раненых 7 человек.
15-го сентября во время ретирады[137] к Кастельнову в узких дефилеях[138] поручик Арбенев отстал от изнеможения и взят был в плен французским полковником, наехавшим на него верхом. На дороге находят они раненого русского гренадера с ружьем. По приказанию полковника Арбенев велит ему положить его, но солдат вместо ответа прицеливается и убивает неприятеля. Арбенев кидается к своему избавителю, чтобы взять его с собой на лошадь, но русский герой никак не соглашается, упрашивает его, чтоб он спасался поскорее, а о нем не заботился: «Пуля, – говорит он, – далеко в моей груди, и смерть мне неизбежна». Арбенев с величайшей опасностью доскакивает к передовым войскам наших, просьбами, заклинаниями набирает охотников[139], под тучей пуль и картечи добирается с ними до места, где оставил он своего избавителя и, несмотря на то, что находит его лишившимся чувств от истечения крови и другой раны, полученной уже после того, как расстался с ним, на плаще выносит его в сторону, преодолевая при этом еще большие опасности, и помощью стараний и попечений возвращает ему жизнь, а потом, взяв на свою квартиру, и само здоровье. Адмирал нередко посещал этих героев храбрости и великодушия.
Четырнадцать человек солдат, коими должно было пожертвовать в цепи, дабы скрыть ретираду нашу, заклавшись[140] в толстую башню, двое суток отчаянно защищались в ней, и решились скорее умереть с голода, чем сдаться. Генерал Мармон не мог не отдать справедливости и не удивиться этой жертве честолюбия – он их отпустил к своим в полном вооружении и принял с уважением в своем доме. Солдаты наши присланы были к князю Вяземскому с таким письмом от Мармона: «Генерал! Поздравляю вас со счастьем командовать лучшими солдатами на свете; щадя кровь храбрых, я дал им капитуляцию[141]».
Егерь 13-го полка просьбами, увещаниями, угрозами на проклятие митрополита и наконец пожертвованием всех своих денег выкупает из рук неистовых, кровожадных черногорцев французского солдата и отводит его пленным в главную квартиру. Спустя долгое время после того, егерь приезжает в гости к землякам своим на корабль «Св. Петр», на котором содержался спасенный француз. Этот последний узнает своего избавителя, кидается к нему на шею и в чувствах немой, но сильной признательности предлагает ему два талера, составляющие все его сокровище, кои выработал он на корабле. Разумеется, что русский воин не принял их. Прошло несколько месяцев, как Сенявин получает письмо от Мармона, в коем уведомляет он его о благородном поступке нашего егеря и просит отдать ему в поощрение прочим 100 луидоров и сообщить имя великодушного, чтобы он мог испросить для него от своего императора орден Почетного Легиона. Это было следствием благодарности упомянутого французского солдата, который, быв перед тем разменен и видя, сколь худо содержат земляки его русских пленных, с мужеством героя явился пред своим начальником и представил ему сколь противно поведение их с поступками русских в рассуждении пленных… причем рассказал генералу, как и сам он был спасен русским солдатом. По приказанию Сенявина объявлено было по всей армии и флоту, чтоб явился солдат, спасший французского стрелка. Прошло два месяца, и никто не является; между тем возвратился корабль «Св. Петр» из крейсерства, и как на нем было несколько свидетелей тому, как француз узнал своего избавителя, по опросу земляков скоро отыскали скромного благодетеля и представили пред адмиралом. Когда Дмитрий Николаевич отдавал ему 100 наполеондоров, то егерь отсчитал 12 червонных, а остальные положил на стол, сказав: «Эти, ваше превосходительство, мои кровные деньги, а чужих мне не надо». Нужна была власть начальника, чтоб заставить его взять остальные, к коим Сенявин прибавил еще собственных горсть червонных и произвел его в унтер-офицеры.
