Пако Тайбо II - Гевара по прозвищу Че
Батиста и Че
Че обнаружил лейтенанта Педро Паскаля Карреру, лежавшего раненым, когда вошел в изрешеченное пулями здание казармы Эль-Уверо. Каррера был уверен, что мятежники убьют его. Че объяснил, что они не убийцы и щадят раненых, и собственноручно оказал ему медицинскую помощь. Каррера спас Сильероса от доставки в Сантьяго. Позже, при личной встрече с Батистой, он рассказал диктатору о происшедшем. "Там был один человек, который вел все разговоры. Это был лидер, который обращался со мной должным образом, хотя мы и нанесли им потери. Он говорил с иностранным акцентом, и он врач". Батиста прервал меня и воскликнул: "Это Че, коммунистический преступник!" Я сразу же сказал ему, что уверен в том, что они отпустят назад моих товарищей, которых взяли в плен.
Табернилья прервал меня: "Заткни пасть, говнюк, ты просто ведешь пропаганду в пользу этих бандитов... Наши товарищи наверняка уже мертвы". Мои люди появились через три дня, живые и здоровые".
Че о Чибасе и Пасосе
Че: "Это были два совершенно не похожих друг на друга человека. Рауль Чибас просто-напросто грелся в лучах славы своего брата, который и в самом деле являлся на Кубе символом эпохи, но он не имел ни одного из достоинств брата. Он не обладал ни красноречием, ни мудростью, ни интеллигентностью. Похоже, что именно благодаря своей посредственности во всем он и сделался светилом в ортодоксальной партии. Говорил он мало и хотел покинуть Сьерру как можно скорее. Фелипе Пасос был человеком в себе. Его уважали как большого экономиста, и, что важнее, он имел репутацию честного человека, заработанную благодаря тому, что он не запускал рук в общественную казну, находясь в администрации, в которой преступления и воровство были столь же обычным занятием, как и при Прио Со-кратесе, когда тот возглавлял Национальный банк. Можно считать, что в те дни остаться неподверженным этой всеобщей болезни было редким и ценным достоинством. Это достоинство могло помочь чиновнику сделать карьеру, оставаясь при этом слепым по отношению к огромным проблемам, стоявшим перед его страной, но что можно сказать о революционере, который не осуждал ежедневные невероятные злоупотребления, совершавшиеся в стране в ту эпоху той эры каждый день? Фелипе Пасос умудрялся не делать этого, и после спешного переворота, осуществленного Батистой, его вскоре выжили с поста руководителя Национального банка, вместе с его честностью, его знаниями и его всеобщим престижем талантливого экономиста. Он был достаточно тщеславен для того, чтобы считать, что мог бы явится в Сьерру и, как это представлялось его крошечному мозгу макиавеллиевского склада, взять в свои руки бразды правления страной. Он, возможно, уже подумывал о переходе на сторону Дви жения или же пришел к такому решению позже, но его поведение не было никогда вполне искренним".
12
14. Майор
Самоубийство Роберто Родригеса
Че: "Роберто Родригес был лишен оружия за невыполнение приказов. Он был очень недисциплинирован, и взводный лейтенант в качестве дисциплинарного взыскания приказал ему сдать оружие. Роберто Родригес взял револьвер у товарища и застрелился. У нас возникли кое-какие разногласия, так как я выступал против того, чтобы ему были оказаны воинские почести, тогда как бойцы были склонны считать его еще одним из погибших в бою. Я доказывал им, что самоубийство при наших обстоятельствах это враждебное действие, независимо от того, насколько прекрасными качествами обладал их товарищ. После попыток воспротивиться люди проводили тело товарища в последний путь, но без почестей.
За день или два до случившегося он рассказал мне кое-что из истории своей жизни, и можно сказать, что он был чрезмерно чувствительным мальчиком, которому приходилось совершать огромные усилия для того, чтобы приспособиться к трудной партизанской жизни, а также к военной дисциплине; эти явления вошли в противоречие с его физической слабостью и бунтарскими инстинктами".
Убитый щенок.
"Для трудных условий Сьер-ра-Маэстры это был счастливый день. В долине Агуа-Ревес, одной из самых крутых и извилистых в районе Туркино, мы терпеливо следили за продвижением солдат Санчеса Москеры. Упрямый убийца оставлял позади себя сожженные ранчо, и это вызывало возмущение и грусть.
Но стремление настигнуть нас заставляло противника подняться вверх по одному из двух или трех проходов, туда, где находился Ка-мило. Он мог бы также пройти по проходу Невады, или по проходу Хромого, или, как теперь его называют, проходу Смерти.
Камило спешно вышел к нему навстречу с 12 бойцами, но даже и эту горстку он должен был разделить, расставить в трех различных местах, чтобы задержать отряд больше чем в сто солдат. Моя задача заключалась в том, чтобы напасть с тыла на Санчеса Мос-керу и окружить его. Окружение - вот к чему мы стремились, поэтому, стиснув зубы, наш отряд шел мимо дымящихся боио, по тылам противника, особенно к нему не приближаясь. Мы были далеко от него, однако не настолько, чтобы не слышать возгласов карателей. Мы не знали точно, сколько их было. Наша колонна с трудом передвигалась по склонам, в то время как по дну глубокой впадины шел враг.
Все было бы прекрасно, если бы не новый наш спутник - охотничий щенок нескольких недель от роду. Хотя Феликс неоднократно отгонял его в сторону нашей базы - хижины, где остались повара, щенок продолжал следовать за нами. В этом месте Сьерра-Маэстры очень трудно передвигаться по склонам из-за отсутствия тропинок. Мы проходили место, в котором старые мертвые деревья были покрыты свежими зарослями, и каждый шаг нам давался с большим трудом. Бойцы прыгали через стволы и заросли, стараясь не потерять из виду наших "гостей". Маленькая колонна передвигалась, соблюдая тишину. И только иногда звук сломанной ветки врывался в естественный для этих горных мест шум. Внезапно раздался отчаянный, нервный лай щенка. Собачонка застряла в зарослях и звала своих хозяев на помощь. Кто-то помог выбраться щенку, и все вновь пустились в путь. Но когда мы отдыхали у горного ручья, а один из нас следил с высоты за движением вражеских солдат, собака вновь истерически завыла. Она уже не звала к себе, а лаяла со страху, что ее могут покинуть на произвол судьбы.
Помню, что я резко приказал Феликсу: "Заткни этой собаке глотку. Задуши ее. Лай должен прекратиться!" Феликс посмотрел на меня невидящим взглядом. Его и собаку окружили усталые бойцы. Он медленно вытащил из кармана веревку, обернул ее вокруг шеи щенка и стал его душить. Сперва щенок весело вертел хвостом, потом движения хвоста стали резкими в такт жалобному хрипу, прорывавшемуся через стиснутую веревкой глотку. Не знаю, сколько времени все это длилось, но нам всем показалось оно нескончаемо долгим. Щенок, рванувшись в последний раз, затих. Так мы его и оставили лежащим на ветках.
