Джеймс Бернс - Франклин Рузвельт. Человек и политик (с иллюстрациями)
— Поляки хотят территорий Восточной Пруссии и части Германии, — продолжал Рузвельт. — Дома мне будет гораздо легче, если советское правительство что-нибудь сделает для Польши.
Президент выразил надежду, что маршал Сталин сделает добрый жест — отдаст Польше Львов и прилегающие нефтеносные земли. Сталин промолчал.
— Но самое важное — это создать в Польше постоянное правительство. Общественное мнение в США против признания люблинского правительства, и против на том основании, что оно представляет небольшую часть польского народа. Люди хотят формирования правительства национального единства, чтобы разрешить внутренние противоречия. Правительства, в котором представлены все пять основных партий, — Рузвельт перечислил их, — вот чего хотят. Может быть, маршала Сталина заинтересует: мне ничего неизвестно ни о лондонском правительстве поляков, ни о люблинском. В Вашингтон приезжал Миколайчик и произвел на меня большое впечатление. Думаю, он честный человек...
Черчилль поддержал президента:
— Я не раз делал заявления в парламенте в поддержку советских претензий на границу по линии Керзона, то есть передачи Львова Советской России. Меня за это часто критиковала партия, которую я представляю, критике подвергался также господин Иден. Но я всегда считал, что Россия понесла значительные потери в войне с Германией, освобождала Польшу и потому заслуживает удовлетворения своих претензий не силой, но по праву. Этой позиции я продолжаю придерживаться. Но конечно же, если такая могучая держава, как Советский Союз, сделает великодушный жест в отношении более слабой страны — жест, предложенный президентом, — мы воспримем такой поступок с удовлетворением.
Однако, — продолжал Черчилль, — я больше заинтересован в вопросе суверенитета, независимости и свободы Польши, чем в конкретных пограничных линиях. Хочется, чтобы у поляков был дом в Европе и они жили в нем согласно своим представлениям о жизни... Вот что волнует Великобританию. Вот из-за чего мы начали войну с Германией — за свободную и суверенную Польшу. Каждый знает здесь, что это угрожало самому существованию нашей страны.
Премьер настаивал далее на решении конференцией вопроса о формировании нового временного правительства Польши, которое станет выполнять свои функции до проведения свободных выборов:
— Правительство его величества горячо поддерживает предложение президента и ставит вопрос на рассмотрение наших русских союзников.
Сталин попросил десятиминутный перерыв. Вернулся он на заседание во всеоружии.
— Премьер-министр сказал, что польский вопрос для Великобритании — вопрос чести. Для России это не только вопрос чести, но и безопасности... За последние тридцать лет наш германский противник проходил по Данцигскому коридору дважды. Это происходило потому, что Польша слабая. В интересах русских, как и поляков, чтобы Польша стала сильной и могущественной, чтобы быть в состоянии, в своих собственных и наших интересах, закрыть коридор собственными силами. Коридор нельзя закрыть механически извне — Россией. Можно закрыть изнутри — только самой Польшей. Необходимо, чтобы Польша стала свободной, независимой и могущественной...
Затем Сталин обратился к линии Керзона и призыву Черчилля к ее модификациям.
— Премьер-министр считает, что мы должны сделать жест великодушия. Но я считаю долгом напомнить вам, что линия Керзона выдумана не Россией, но иностранцами... Керзоном, Клемансо и американцами в 1918-1919 годах. Россию не приглашали к участию в решении этого вопроса... Ленин возражал против этой линии. — Сталин распалялся все больше. — Некоторые хотят, чтоб мы были еще менее русскими, чем Керзон и Клемансо. Что на это скажут русские в Москве или украинцы? Они скажут, что Сталин и Молотов — гораздо худшие защитники России, чем Керзон и Клемансо. Я не могу с такой позицией вернуться в Москву.
Теперь Сталин встал.
— Пусть война продолжается несколько дольше и даст возможность Польше получить компенсацию на западе за счет Германии. Что касается правительства: премьер-министр сказал, что хочет сформировать здесь польское правительство. Боюсь, это оговорка. Мы не можем создать правительство без участия поляков. Говорят, я диктатор, но у меня достаточно демократизма, чтобы не создавать польское правительство без поляков.
Как военный, Сталин, как он заявил, хочет мира и спокойствия в тылу Красной армии. Люблинское правительство способно навести порядок в условиях, когда агенты лондонского правительства уже убили 212 русских солдат.
— Военные должны пользоваться миром и спокойствием. Они поддержат такое правительство, и я не могу действовать иначе. Такова ситуация.
Последовала пауза, после чего Рузвельт предложил прервать заседание. В последующие три дня президент, премьер-министр и главы внешнеполитических ведомств вели жесткую целенаправленную кампанию с целью добиться у русских уступок в вопросе независимости Польши. Президент сообщил Сталину в резкой форме, что не признает люблинское правительство «в его нынешнем составе» и, если три лидера не договорятся по польскому вопросу, «они утратят доверие мира». Черчилль сказал маршалу: люблинская группировка не представляет даже одной трети народа и он опасается арестов и депортации руководителей польского подполья. Утверждал, что 150 тысяч военнослужащих польской армии, сражающихся на итальянском и других западных фронтах, посчитают себя преданными, если лондонское правительство будет проигнорировано. Заметил язвительно, что в Египте («например»), какое бы правительство ни проводило выборы, оно их выигрывало. На это Сталин ответил: египетские политики занимаются тем, что перекупают друг друга, однако этого не произойдет в Польше — там высокий уровень грамотности.
Шаг за шагом Рузвельт и Черчилль вырывали у русских мизерные уступки: люблинское правительство «реорганизуется на более широкой демократической основе», с включением в него демократических лидеров как внутри Польши, так и за ее пределами; в ближайшее время, возможно в течение месяца, следует провести свободные выборы без помех на основе свободного избирательного права и тайного голосования; в них примут участие такие лидеры, как Миколайчик. Важнее всего, однако, не формула проведения выборов, а масштаб возможностей для Вашингтона и Лондона реально влиять на реорганизацию правительства и следить за ходом выборов. Но даже в этом отношении Сталин пошел на уступку, согласившись, чтобы Гарриман и Керр провели консультации с люблинскими и нелюблинскими лидерами в Москве. Однако способ проведения выборов и обеспечения порядка на них оставался неясным.
