Александр Абрамов - Мужество в наследство
Как и всякий опытный летчик, Бабайлов знал, что во время флаттера, как правило, самолет разрушается в воздухе в считанные секунды.
– Это же учебный бой, – еще строже продолжал генерал, – на вас смотрят молодые пилоты… Завтра же начнут пробовать и… разбиваться. Поэтому в учебном бою крайний риск абсолютно не оправдан. Ясно?
– Так точно, товарищ генерал. Учту, – только и ответил Бабайлов.
* * *…После выполнения боевого задания, когда до линии фронта оставалось лишь рукой подать, на бабайловскую машину из облаков внезапно свалился «мессершмитт». Для советского летчика бой оказался тяжелейшим. Несколько очередей фашистского аса угодили в «лавочкина», но и немецкий самолет получил много пробоин. Поэтому «мессершмитт» поспешил покинуть место схватки.
Только теперь Бабайлов почувствовал боль в ноге. Ранен! В сапоге хлюпала кровь. И двигатель начал давать перебои. Павел посмотрел на приборы: давление масла понизилось и продолжало падать. Значит, пробита маслосистема. К счастью, на горизонте показался аэродром. Бабайлов нашел в себе силы дотянуть к своим.
Тот, кому довелось наблюдать за посадкой «лавочкина», никогда бы не подумал, что пилот истекает кровью. Он приземлил истребитель впритирку на три точки и, как обычно, зарулил на стоянку… А вот выйти из машины у него уже не хватило сил. Механик тут же подбежал к притихшему самолету и откинул фонарь кабины.
– Что с вами, товарищ командир? – испугался Макласов, увидев побелевшее лицо Бабайлова.
– Не кричи! – превозмогая боль, сквозь зубы прошипел летчик. – Нашумишь – в госпиталь заарканят.
Но ранение оказалось серьезнее, чем предполагал Павел. Ему лишь удалось уговорить полкового врача не отправлять в тыл, а оставить на излечение в медсанбате. Туда Макласов и носил Бабайлову письма с далекого Урала.
К ноябрьским праздникам Павел вернулся в строй. 20 ноября 1943 года, когда полк базировался недалеко от Тамани, у всех на виду рухнул на землю Ме-109. На фюзеляже бабайловской машины нарисовали двенадцатую звездочку.
А на следующий день, 21 ноября, Бабайлов вновь получил задание на разведку войск противника.
В тот день механик Николай Макласов не дождался из полета своего командира…
– Бабайлов не возвратился, – вспоминает он, – и горевал весь полк. Мы его любили. Он бывал резким, иногда чересчур горячился, но всегда оставался душевным товарищем… Наше командование использовало все средства связи, запрашивая в Крыму части Отдельной Приморской армии. Но там ничего не знали о нашем боевом друге.
Не знал тогда, да и не мог знать, Николай Макласов, что накануне 30-летия Великой Победы найдется записка его командира, написанная им еще в 1943 году. Дело в том, что житель села Стецовки Чигиринского района Черкасской области инвалид Великой Отечественной войны Дмитрий Аксентьевич Гажва много лет назад подобрал на истерзанной боями крымской земле металлическую табакерку. В ней обнаружилось четыре исписанных тетрадных листка. На последней страничке подпись – «Бабайлов».
Узнал об этой записке Николай Макласов лишь в 1974 году, когда к нему в Херсон приехал специальный корреспондент «Правды» Д. И. Новоплянский, разыскавший родных и многих однополчан Павла Бабайлова.
Пожелтевшие от времени тетрадные странички переносят нас в огненные ноябрьские дни сорок третьего:
«Друг, брат, советский человек, если ты наш, а не враг, пошли это в мой полк, тебя за это отблагодарят. Войди в мою обстановку – я почти в безвыходном окружении фашистов. За отправку письма тебе отдадут все мое, что там осталось, деньги, часы, новую форму… Ой как прошу послать, дорогой товарищ. Адрес такой – П/П 21237 «К». Командиру. А сделать это просит советский летчик Павел Б. В полку меня все знают. Пошли, браток, не откажи в просьбе. Прощай.
А если попало это в руки фашисту, так не радуйся, все равно тебе скоро капут будет полный в Крыму и на всей нашей Советской земле. Смерть гадам врагам!»
В письме Бабайлова – смятение чувств: горечь неудачи, презрение и непримиримая ненависть к фашистам, тоска по родному полку. Он как бы разговаривает со своим командиром, докладывает о том, что с ним произошло:
«Дорогой т.! По мне в полку уже, наверное, справили панихиду. А я еще совсем живой и даже свободный. Когда сбили меня, я не разбился, а вывел машину из штопора и сел на пузо, крепко стукнулся головой о прицел, без памяти взяли меня фашисты. Когда пришел в память, не было у меня ни пистолета, ни летной книжки. Сняли меня возле разбитой машины, причем так, чтобы за моей спиной на фюзеляже было видно все звездочки. Я им от злости сказал, что они все мои, чтобы они быстрей прикончили. А они, сволочи, радовались, называли меня гросс-асом, связались со своим начальством, и то приказало отправить меня живым экспонатом на их трофейную выставку в Берлин. Все допытывались про нашу технику, а я им ни слова про это, только матом все крою, гнидами называю… Ночью посадили в легковушку и повезли. Сопровождал офицер и говорил, что в Берлине мне все равно язык развяжут. Я ж думал, что туда они меня ни за что не довезут, что если повезут самолетом, то выпрыгну из него, а если по морю, то брошусь в воду. А теперь, когда на свободе, опять жить хочется. Спасли меня крымские партизаны, их здесь в Крыму много. И документы мои забрали у убитого конвоира, вернули мне…»
Неожиданно появились каратели, началась облава. Тогда партизаны укрыли раненного в ногу Бабайлова в небольшой воронке, тщательно замаскировали ее и, пообещав вернуться за ним, ушли.
В записке Бабайлов с благодарностью говорит о своих спасителях, восхищается их мужеством, заботится, чтобы после войны они были отмечены наградами:
«…А попал к партизанам – и у немцев не все наши враги, есть и наши друзья. Один из них, по имени Фриц, передал партизанам, как и когда меня повезут… Скажу вам, чтоб знали про него, что мне сказали партизаны. Он подпольный немецкий коммунист. Вроде и еще есть такие между их солдатами. Когда победите, вам партизаны про них скажут. А мы ж думали так, что все немцы нам враги. Правильно говорил замполит, что враги не немцы, а фашисты. Так, выходит, и есть. Вы фамилию у партизан узнайте, чтобы найти и поблагодарить… Фамилию партизан знаю одну – Удальцов Степан, моряк-севастополец, остальные, Гриша и Федор, тоже, наверное, моряки. Если уцелеют до конца войны, найдите их, и если их не наградит правительство, так повесьте им мои ордена. Отчаянно они действуют, даже не то, что мы, хоть и летчики…»
Когда на второй день за Павлом партизаны не вернулись, он решил, что с ними стряслась беда. Бабайлов мысленно подготовил себя к самому печальному исходу. Однако он с отчаянным упорством пробивался к своим:
