Н. Соколов-Соколенок - По путевке комсомольской
- Откуда?
- Из Первого отряда Северного Дона. ЦК комсомола [73] командировал нас… - начал было объяснять я, но Суглицкий сразу же прервал:
- А! Так это вы, значит, и есть Соколенок?
- Так точно, - ответил я, вспомнив, как этим именем меня впервые окрестили в семнадцатом году, чтобы не путать с отцом.
- Слышал, слышал. Кое-что уже рассказал о вас председатель вашего ревкома. Вы, кажется, не только по виду - по-настоящему боевой! Давайте-ка расскажите коротенько о себе. Кто ваши родители? Что вы делали до фронта? Давно ли комсомолец?…
Биография моя была слишком мала, чтобы долго на ней останавливаться. Наскоро покончив с этим, я воспользовался случаем, чтобы высказать и свои сокровенные чаяния. Я очень просил оставить меня бойцом фронта и не разлучать с конем. Суглицкий слушал не перебивая. Чувствовалось, что он меня изучает. Потом неожиданно спросил:
- Куда же мне вас девать, Соколеночек? По должности, на которую вас выбрали казаки, по вашему задору - хоть в комиссары ставь, а вот по партийному стажу… Да, ума не приложу. Жаль еще, что вы не из рабочих, да и вид-то у вас уж очень юный. Ну да что-нибудь придумаем. Пойдемте к начдиву, познакомлю вас с ним, там и решим.
Начдива мы застали вместе с начальником штаба.
- Извините. Мы к вам на одну минутку, - прервал их разговор Суглицкий. - Хочу представить товарища Соколенка, о котором рассказывал нам малодельский председатель ревкома.
- Помню, помню. Таким его примерно и представлял. Что же, молодых у Миронова немало было. Воевали неплохо, - сказал начдив.
- Я знаю, вы молодых любите, Александр Григорьевич. Хочу назначить его к Голенкову. Придется, конечно, с армией иметь разговор. Будут шуметь. Скажут - молод. Но, думаю, уговорю. Лично я верю - Соколенок оправдает себя.
- Надо полагать, - соглашаясь, подтвердил начдив. Выйдя на улицу, Суглицкий взял меня за плечо:
- Ну вот и все. Поздравляю. А теперь пройдите ко мне - дам несколько самых необходимых советов.
Мы снова оказались в доме Суглицкого.
- Очень жаль, что нет времени поподробнее обо всем поговорить. Вы назначаетесь на очень ответственный [74] и почетный пост комиссара 199-го полка 1-й бригады нашей дивизии.
Это был очень хороший боевой полк. Хотя и меньше других - ему досталось при отступлении, - поэтому требовалось срочно приводить там все в порядок.
- Главное сейчас - поддержать дух и заставить верить людей в нашу неминуемую победу. Слово комиссара, представителя партии в армии, - сильное оружие, - напутствовал меня Суглицкий. - Не допускайте, чтобы мусолили вопрос, почему отступаем, да кто виноват. На то и война. В этом отношении защищайте своих командиров. Отступление было лучшей их проверкой. Красноармейцы сами видели, как их командиры дерутся за Советскую власть. А с болтунами, паникерами, смутьянами, провокаторами, дезертирами не церемоньтесь! В бою будьте храбрым, но не безрассудным. Случается, что нужно и жертвовать собой, но такая жертва должна обойтись противнику во сто раз дороже…
Суглицкий помолчал, улыбнулся чему-то своему и продолжил:
- Теперь о командире - товарище Голенкове. Это один из лучших наших командиров полков. Он сам казак, из офицеров старой армии, но нами проверенный. Мы ему доверяем. Волевой, строгий, справедливый, с большим самообладанием. Красноармейцы его любят и за ним - хоть в огонь! В дела командира, за исключением особых, чрезвычайных случаев, а их, надеюсь, не будет, не вмешивайтесь, но будьте, по возможности, всегда рядом с ним и сами учитесь искусству воевать. Нужно вести дело так, чтобы он видел в вас друга и помощника.
В полку есть коммунисты. Они всегда были и будут лучшими, бесстрашными бойцами революции. Умейте их беречь. Вот, пожалуй, и все. Чего недосказал - разберетесь сами. Жизнь подскажет. Вопросы какие-нибудь есть?
- Есть, - вздохнув, сказал я. - Как быть с отрядом? Там меня ждут, наверное.
- По всей вероятности, он будет расформирован и усилит первую бригаду, а значит, и ваш полк. Своих еще встретите.
- Когда я должен явиться к Голенкову?
- Чем скорее, тем лучше. Полк к вечеру будет в Елани. Сейчас он в пути, где-нибудь по дороге с Тростянки. [75]
- А как насчет документов, чтобы там меня признали?
- Это необязательно. Принимать дела не у кого, полк без комиссара. А Голенкову передайте от меня привет и скажите, что назначаетесь комиссаром полка.
Итак, я отправился к новому месту службы.
* * *
Непередаваемо ощущение - двигаться в одиночку против потока отступающей массы людей, заполненных ранеными обозов, верениц крестьянских подвод. Я старался держаться так, будто выполняю особое поручение. Останавливаясь у отдельно следующих групп красноармейцев или одиночек-кавалеристов, настойчиво расспрашивал, не бойцы ли они 199-го полка и не попадался ли он им в пути. Одни говорили, что полк еще сзади, другие иронически отвечали: мол, спохватился - 199-го только пятки сверкают где-то за Еланью. Проехав около десяти - двенадцати верст, примерно на полпути к Тростянке, я наконец услышал в ответ от чинно восседавшего на вороном коне командира:
- Это и есть сто девяносто девятый.
И каково же было мое удивление, когда я узнал, что командир полка Голенков совсем недавно проследовал здесь на Елань и что я с ним просто разминулся. Оказалось, что даже видел его. Голенков ехал на тяжелой пролетке, запряженной тремя лошадьми, с привязанным сзади, между колес, сундуком. Эту тройку я заметил всего минут пять назад, когда она на рысях катила прямо по полю, параллельно дороге с наветренной стороны, сопровождаемая почти полусотней казаков. Я тогда подумал, что едет, наверное, какое-то большое начальство, и меня как-то покоробило присутствие в пролетке женщины. Я не знал, конечно, что рядом с Голенковым сидела его жена - казачка, которая, как и тысячи других, вынуждена была бросить свой родной дом на Дону.
Оставалось совсем немного до Елани, когда я нагнал наконец лихую тропку. Голенков был закутан в какой-то весьма запыленный плащ, из-под которого высовывалась очень сильно изогнутая сабля, отделанная серебром. В его мужественном, с резкими крупными чертами лице, в сильном холодном взгляде и неподдельном спокойствии чувствовалось дыхание воли, твердость и уверенность в успехе доверенного ему дела. По виду этого человека никак нельзя было сказать, что он отступает. [76]
Заметив, что я поравнялся с ним, чтобы, как показалось, что-то передать, Голенков похлопал по спине сидевшего на козлах казака и подал ему сигнал перевести лошадей на тихий шаг.
