Валентин Яковенко - Джонатан Свифт. Его жизнь и литературная деятельность
В это время в Ирландии ощущался большой недостаток в медной монете, что значительно затрудняло разные мелкие сделки. Поэтому правительство выдало патент некоему Вуду на чеканку 108 тысяч фунтов мелкой монетой. Сама по себе благодетельная мера эта была так скверно обставлена, что не замедлила вызвать против себя общественный протест. Во-первых, Вуд пользовался в Ирландии нехорошей репутацией. Во-вторых, сумма 108 тысяч была слишком велика, рассчитанная, очевидно, просто на то, чтобы от нее могли поживиться многие; действительно, герцогиня Кендаль за содействие получила от Вуда 10 тысяч фунтов, немало перепало и более мелкой сошке, наконец, сам Вуд рассчитывал положить себе в карман около 30 тысяч фунтов. В-третьих, правительство не сочло нужным даже запросить мнение ирландского парламента относительно меры, касающейся исключительно Ирландии; оно обошло даже вице-короля. Мало-помалу все эти обстоятельства выяснились; общественное мнение, приведенное в движение уже первым памфлетом Свифта, снова заволновалось: обе палаты парламента, съезды мировых судей, торговые гильдии и так далее обратились с адресами к королеве. Недовольство уже существовало, но оно не находило еще для себя достаточно сильного выражения. Нужно было мощное слово, которое превратило бы это недовольство в негодование, расшевелило бы робких и объединило бы всех одним чувством и одной мыслью… Кто же, как не Свифт, мог сказать такое слово? И он его сказал.
Первое «Письмо суконщика» к ирландскому народу появилось в 1724 году. В нем Свифт обличает вудовскую монету, ее низкопробность и полную негодность. Он обращается к лавочникам и рассказывает им, как они будут отдавать свое добро за ни на что не годный «шлак»; затем, не смущаясь противоречием, он обращается к крестьянам и рисует им картину, как они придут за покупками в лавку с этим «шлаком» и принуждены будут уйти ни с чем, – так как кто же согласится отпускать товар за негодную монету? Всем будет скверно; всякая производительная деятельность в стране приостановится. Затем он спрашивает: каким же образом такое всеобщее бедствие могло постигнуть страну? И отвечает очень просто: король от вас, ирландцев, слишком далеко и вы не можете обманывать его, как Вуд и его приятели. Затем он снова спрашивает: что же остается делать? И снова отвечает вполне определенно: «Откажитесь от этого брака (монеты). Пусть он будет проклят. Не бойтесь нарушить королевскую прерогативу: искаженная прерогатива не есть прерогатива, и признавать ее за таковую – значит лишь позорить короля. Вся нация как один человек должна отвергнуть от себя этот негодный брак… Нет ничего позорного попасть в лапы льва; но кто, не потерявший еще образа человеческого, согласится покорно отдать себя живьем на растерзание презренной крысе…» Одним словом, Свифт предлагает применить к вудовской монете бойкот. Слова его падали на подготовленную почву; эффект их был громаден.
Правительство вынуждено было назначить особенную комиссию, которая, рассмотрев разные протесты против патента, обелила деятельность правительства, уменьшив лишь сумму, гарантированную патентом, до 40 тысяч фунтов. Не успел этот доклад комиссии прийти в Ирландию, как в дублинской газете было напечатано извлечение из него с комментариями, что Вуд, мол, готов обменивать свою монету не только на серебро, но и на всякого рода товар, и уменьшить начет, взимаемый им при обмене, до пяти с половиной фунтов, причем прозрачно намекалось, что всякое сопротивление будет считаться нарушением прерогативы и вызовет неизбежные репрессии. На эти намеки и угрозы Свифт ответил вторым «Письмом суконщика», адресованным к издателю газеты. Монета здесь уже отступает на второй план. Его воспламеняет гневом безрассудная дерзость предпочесть какого-то Вуда интересам целой нации. «Так вот наша хваленая свобода! – восклицает он. – Она предоставлена усмотрению и милости Вуда! И смеют еще говорить о прокламации (по поводу нарушения прерогативы)! Если она будет выпущена, то всякий честный гражданин должен игнорировать ее, относиться к ней, как к пустой фикции, грубой ошибке». «Еще раз, – обращается он ко всем, – стойте на своем, не уступайте – или же не тратьте понапрасну энергию и надевайте на себя покорно ярмо неизбежного рабства!»
Таким образом, когда пришел в Ирландию сам доклад комиссии, то общество было уже подготовлено, чтобы встретить его надлежащим образом. Народное мнение поддерживало Свифта. Негодование его заметно росло и вглубь, и вширь; речи его становились все зажигательнее; он забывал злополучного Вуда и переходил к вопросу неизмеримо более существенному. В третьем «Письме» он обращается к ирландской аристократии и провинциальному дворянству. Речь идет уже не о патенте, который безапелляционно осужден общественным мнением, а об общем положении… Интересы целого королевства принесены в жертву какому-то темному пройдохе. Как это могло случиться?.. Не рождается ли ирландец столь же свободным, как и англичанин? Каким же образом его лишили свободы? Разве у ирландского народа нет своего парламента, собрания представителей народа, своего тайного совета? Разве ирландцы не такие же подданные своего короля, как и англичане? Не то же ли самое солнце светит им, и не тому ли самому Богу поклоняются они? Свободный в Англии, я становлюсь рабом через какие-нибудь шесть часов, переехав канал!.. Король гарантировал патент; он не может, говорят, отменить его. Хорошо. Тогда вы должны, защищая достоинство короля, сделать то, чего он сам не может, и единодушно отвергнуть всякий фартинг, сделанный из негодного шлака… В конце концов Свифт настаивает в этом письме на независимости Ирландии и указывает высшим классам общества, что их обязанность – отстаивать ее.
Четвертое, самое сильное «Письмо» адресовано всему ирландскому народу. В нем Свифт еще яростнее обличает беззакония и злоупотребления, допускаемые английским правительством, и еще сильнее взывает к борьбе за независимость. Каждая строка в этом письме – точно выхвачена из самой жизни и звучит, как тетива лука, натянутая страшной саркастической силой… «Ирландия зависит от Англии, – говорит он, – в таком же смысле, как и Англия от Ирландии. Пусть думает кто как хочет, я же, клянусь в этом здесь, как перед Богом, подчиняюсь только своему властелину королю и законам своей страны, но не английскому народу, ни в каком случае. Если бы он поднял восстание и провозгласил претендента, – то я с оружием в руках выступил бы против него и пролил бы последнюю каплю крови своей, защищая Ирландию… Угнетайте нас, если можете, но пока мы будем чувствовать в себе малейшую силу, мы будем свободны… Вы угрожаете, что расплавите свою монету и вольете ее нам в горло… Да, только таким образом, не иначе, вы заставите нас принять ее…»