Наталья Черникова - Император Всероссийский Николай II Александрович
Николай Второй вместе с генералами и офицерами пробует солдатскую кашу во время одного из посещений прифронтовой полосы. 1916 г.
Шли военные действия, а общественные вожаки все больше втягивались в борьбу с собственным правительством. С думской трибуны летели требования отставки неугодных министров, обвинения в измене, шпионаже… Император возмущался, но ничего не предпринимал. Все инсинуации оставались безнаказанными и безответными. Оскорбленным министрам царица рекомендовала не обращать внимания на пустую болтовню. Время от времени, стараясь умерить страсти, Николай II сменял кого-нибудь из руководителей ведомств, и это действительно снимало напряжение, но не надолго. Причина такого несколько легкомысленного отношения к Думе со стороны самодержцев крылась в их убеждении, что, кроме пустой болтовни, думская общественность мало на что способна. Лишь когда заходила речь о кабинете министров из общественных деятелей, император проявлял твердость. Он считал себя ответственным «перед Богом и Россией за все, что случилось и случится», и не мог «передать все дело управления Россией в руки людей, которые сегодня, будучи у власти, могут нанести величайший вред России, а завтра умоют руки, подав в отставку». Кроме того, он был совершенно уверен, что в «общественный кабинет» войдут «люди совершенно неопытные в деле управления и, получив бремя власти, не справятся со своей задачей».
Император забеспокоился только после того, как в ночь на 17 декабря 1916 г. в Петрограде был убит Григорий Распутин. Дело было не только в самом старце, о потере которого он сильно скорбел, но и в том, что пустые, как ему казалось, разговоры внезапно обернулись настолько решительными действиями. И не важно, что убийство было совершено с целью спасения монархии от «богопротивного Гришки», важен сам факт убийства. Царь немедленно вернулся из Ставки в Петроград и пробыл здесь два месяца, налаживая дела, реорганизовывая правительство.
Обратно в Могилев он выехал 22 февраля, уверенный в том, что на какое-то время положение стабилизировано. Радовала его и ситуация на фронте. Кризисы снабжения были преодолены, на весну было назначено большое наступление совместно с союзниками, которое должно было нанести сокрушительный удар Германии и заставить замолчать отечественных крикунов. Позднее У. Черчилль напишет: «Несомненно, что ни к одной стране судьба не была столь жестока, как к России. Ее корабль пошел ко дну, когда уже был виден порт».
На следующий день после отъезда императора корью заболели дети – Ольга и Алексей, днем позже – Татьяна, а еще через несколько дней – Анастасия. В тот же день, 23 февраля, в Петрограде начались уличные волнения, но власти не придали им значения. «Это хулиганское движение, – писала Александра Фёдоровна, – мальчишки и девчонки бегают и кричат, что у них нет хлеба, – просто для того, чтобы создать возбуждение… Если бы погода была очень холодная, они все, вероятно, сидели бы по домам».
Ситуация резко изменилась 27-го числа, когда на сторону восставших стали переходить войска. Даже представить такое царские сановники не могли. Между тем события развивались очень быстро. Получившая в тот же день (понедельник, 27 февраля) указ о роспуске Государственная дума фактически примкнула к восстанию: был избран Временный комитет Государственной думы с неограниченными полномочиями. Параллельно возник Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов, взявший на себя руководство уличным движением.
Николай II знал о волнениях в Петрограде. Известия об этом были получены 25 февраля. 27-го в Ставку полетели телеграммы о присоединении к восстанию военных частей. Ему советовали распустить Совет министров и, назначив премьером одного из лидеров оппозиции, Г. Е. Львова, поручить ему составить новый кабинет. Но император не торопился. Он даже не ускорил своей отъезд из Ставки, намеченный на 28 февраля, и отложил окончательное решение вопроса до своего прибытия. Да и были ли поводы для паники? Восстание захватило столицу, но и только. Были отданы соответствующие распоряжения для нормализации ситуации. 28 февраля в Петроград должны были прибыть четыре пехотных и четыре кавалерийских полка. Наиболее разумным решением в этой ситуации было переждать, и начальник штаба Алексеев советовал императору отменить поездку или, если уж ехать, то в расположение гвардии, а не в столицу. Но императора больше всего в тот момент тревожило положение семьи, находившейся рядом с восстанием и не могущей никуда выехать из-за болезни детей. Александре Фёдоровне действительно настоятельно советовали уехать хотя бы в Гатчину, а еще лучше в Новгород, и она даже согласилась – когда из тюрем стали выпускать арестантов, заполыхали полицейские участки и прервалась связь с министрами. Но потом заявила: «Никуда не поедем. Пусть делают, что хотят, но я не уеду и детей губить не стану».
Начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал М. В. Алексеев. 1916 г.
Николай II выехал из Ставки 28-го. Уже в поезде он узнал, что правительство не просто оказалось бессильно, оно фактически самораспустилось, что начались аресты министров, а в зале заседаний Думы был снят царский портрет. Царь торопился в Петроград, но в ночь на 1 марта, когда до столицы оставалось около 200 километров, оказалось, что дальше проехать нельзя, так как пути заняты «революционными войсками» (позже выяснилось, что слухи были преувеличены), и Николай II приказал ехать в Псков, где располагался штаб Северного фронта и куда царский поезд прибыл вечером 1 марта. Но вместо верных войск и поддержки со стороны командующих фронтами, которую император рассчитывал здесь найти, он увидел только готовность генералов пойти навстречу требованиям лидеров Думы, словами главнокомандующего армиями Северного фронта генерала Н. В. Рузского – «сдаться на милость победителя».
Здесь, в Пскове, в полной мере осознал Николай II, насколько далеко зашло разложение генералитета, предпочитавшего слушать думских лидеров, а не своего государя. От императора требовали отречения в пользу наследника при регентстве Михаила Александровича, запугивали опасностью, которая грозит его семье, говорили о невозможности продолжать войну при столь непопулярном монархе, о грозящем развале армии…Днем 2 марта Николай II внутренне уже согласился на отречение, но его беспокоил вопрос о сыне. Алексей Николаевич должен был стать первым конституционным монархом России, и было маловероятно, что его самодержавным родителям позволят продолжать заниматься его воспитанием. Между тем здоровье 13-летнего наследника требовало особого наблюдения и ухода, и оставить сына одного Николай II не мог. Выходом стало отречение и за себя, и за Алексея. В 23 часа 40 минут 2 марта манифест был подписан.
