Дэвид Дайчес - Сэр Вальтер Скотт и его мир
Удача им, однако, не сопутствовала. Под грузом затоварившихся тиражей разного рода изданий по антикварному делу, к которым никто, кроме Скотта, не проявлял интереса, фирма «Джон Баллантайн и К°» пошла ко дну, и в 1813 году ее было решено ликвидировать, сохранив, однако, в неприкосновенности печатное дело «Джеймс Баллантайн и К°». «Джона Баллантайна и К°» спас Констебл, понятно, не без выгоды для себя, поскольку, разумеется, стремился вернуть Скотта, к тому времени ставшего чрезвычайно популярным и доходным писателем, в число своих авторов. Поэтому он приобрел часть запасов со склада Джона Баллантайна и нашел другие способы облегчить компании ее последние дни. А типография тем временем продолжала работать, и Скотт вкладывал в нее все новые деньги, так что в 1816 году было решено, что вся прибыль будет поступать одному Скотту, а Джеймс станет у него управляющим на жалованье. В 1822 году Джеймс снова превратился в компаньона, и дело просуществовало до рокового 17 января 1826 года, когда фирма прекратила платежи. Мы изложили основные вехи этой истории, чтобы читатель мог связать с ней последующую творческую биографию Скотта.
СЛУЖБА И ЛИТЕРАТУРА
Мы возвращаемся к Скотту в Ашестил, где он увлеченно и ревностно трудится над подготовкой Драйдена. Из обширной переписки со старым другом Джорджем Эллисом, редактором, историком, эссеистом и основателем журнала «Антиякобинец», а также с другим знакомым и корреспондентом Скотта — государственным деятелем и литератором Джорджем Каннингом 91 — мы получаем обстоятельные и живые сведения о литературных занятиях и интересах Скотта в это время. В октябре 1805 года Эллис писал Скотту о деликатной проблеме, возникающей в связи с непристойными выражениями и пассажами, которые Драйден допускал в комедиях и других сочинениях. «Должен признаться, — замечал Эллис, — что объявление о полном издании Драйдена привело меня в некоторый ужас». Но Скотт отвергал любые предложения «причесать» поэта-классика:
«Я не хочу холостить Драйдена. Скорее я уж выхолощу родного отца, как, помнится, это сделал Юпитер 92 в незапамятные времена. Что можно сказать человеку, способному выхолостить Шекспира, или Мэссинджера, или Бомонта с Флетчером 93? … нравственность народную растлевают не откровенно фривольные описания, а сонеты, в каковых гении похоти наподобие Крошки-Мастера Томас Мур94 поют virginibus puerisque 95 ; чувствительный жаргон, смесь бесстыдства с ханжеством, — вот что развращает воображение, воспламеняет дремлющие страсти и делает читателя готовою жертвой соблазна, стоит таковому возникнуть».
Письмо к Эллису от 25 января 1806 года проливает свет на другие стороны деятельности Скотта:
«Да будет вам ведомо… что, поставив целью полностью развязаться с адвокатурой, я вступил в деловое соглашение с престарелым немощным джентльменом мистером Джорджем Хоумом, дабы отправлять совместно с ним должность одного из главных секретарей нашего Высшего суда по гражданским делам; при его жизни я буду безвозмездно исполнять за него сказанные обязанности и наследую должность после его кончины… Заступничеством моего доброго и благородного друга герцога Баклю получено одобрение этой договоренности со стороны Правительства, и теперь, как я имею все основания полагать, дело передано в Казначейство… нынышние известия дают нам все основания опасаться Питтовой смерти, ежели прискорбное это событие уже не произошло 96, что побуждает меня тревожиться о предмете, столь важном для моего скромного благосостояния. По своим политическим воззрениям я всегда был непредубежден и законопослушен, и, хотя эти воззрения никогда не отличались озлобленностью, мне не приходится ожидать, что Шотландская оппозиционная партия 97, буде обстоятельства поставят ее у власти, начнет осыпать меня милостями, да и сам я у нее таковых домогаться не стану. Ее вожди не могут желать мне зла, ибо со многими из них я в приятельских отношениях; но им сперва нужно напитать вигских деток, а уж потом подкармливать торийских псов; я не буду вилять перед ними хвостом по той лишь причине, что пришла их очередь распоряжаться у кормушки».
Скотт пытается застраховаться на тот случай, если лишится покровителей при смене правительства. Должность секретаря на судебных сессиях, продолжает он, дает 800 фунтов в год, и, если он согласится безвозмездно исполнять обязанности секретаря до смерти Хоума (а жалованье будет идти Хоуму, пока тот жив), то потом это жалованье останется закрепленным за Скоттом. Что до самой должности, «то обязанности сводятся к нескольким часам работы на утренних заседаниях Суда, вечера же и все дни в перерывах между сессиями освобождаются для литературных занятий». Новое правительство выказало больше благородства, чем ожидал Скотт: в апреле 1806 года он сообщил Саути, что ему «улыбнулась Фортуна, и, несмотря на смену политиков и политики, я закрепил за собою право на получение важной должности, предназначенной для меня У. Питтом и лордом Мелвиллом… мне сие тем более приятно, что позволяет без опрометчивости и пренебрежения интересами семьи отказаться от адвокатской практики, каковая, по моему разумению и голосу чувств, всегда была для меня докучливым и даже ненавистным занятием». К несчастью, Джордж Хоум зажился на свете вопреки всеобщему ожиданию, и возникло трагикомическое положение: Скотт все более укреплялся в мысли, что, отказываясь умирать, Хоум наносит ему личное оскорбление. Он стал для Скотта Шейхом моря 98, от которого невозможно избавиться. Весь 1811 год Скотт забрасывал своих влиятельных друзей письмами с жалобами, что он вот уже пять лет как работает даром, так что нужно оформить новое соглашение, дающее ему право на жалованье. Он снова и снова писал лорду Мелвиллу, еще чаще — леди Эйберкорн и один раз — Роберту Дандесу. Вот как заканчивается одно из его первых писем к леди Эйберкорн на эту тему:
«И вообще, коли Ваша Милость ждет от меня дальнейших гармоний, вам должно со всей благосклонностью принять во внимание мои обстоятельства, неизменно памятуя о том, что я всего лишь требую допустить меня к доходу от должности (sic), в каковой обретаюсь и безвозмездно исполняю обязанности полных пять лет и каковая, с чем, полагаю, никто не будет спорить, не очень превышает то, на что я могу рассчитывать по рождению или положению в обществе…»
Но только в январе 1812 года (Шейх моря был все еще жив!) эта история завершилась к вящему удовлетворению Скотта: отныне он должен был получать жалованья 1300 фунтов, что, как он писал леди Эйберкорн, «не только весьма облегчает мое финансовое положение, но даже превращает его в процветающее. И в самом деле, поскольку наши прежние доходы позволили нам жить со всеми удобствами и наслаждаться некоторыми излишествами и поскольку ни я, ни жена не имеем и малейшего желания увеличивать расходы, которые до сей поры удовлетворяли нашим понятиям о приличии и гостеприимстве, постольку прибавка, повышающая наш доход с 1500 фунтов до 2800, воистину есть скромный источник богатства, и ежели им мудро распорядиться, то избавит меня, когда Господу угодно даровать мне еще несколько лет, от забот и тревог, каковые родитель в моем положении должен испытывать за тех, кто идет ему на смену».
