Евгений Беркович - Одиссея Петера Прингсхайма
« Теоретическая физика со всем ее математическим аппаратом – необходимая составная часть всей физики» [154].
Это как раз тот тезис, с которым неустанно боролись отцы-основатели « физики людей нордического типа». Не случайно Филипп Ленард, не участвовавший в переговорах в Мюнхене, назвал резолюцию, допускавшую справедливость общей теории относительности, «предательством».
Показательно, что и в СССР, где господствовала другая тоталитарная идеология, теория относительности и квантовая механика решительно отвергалась партийными философами и поддерживающими их физиками. Но если в Германии теории Эйнштейна и Гейзенберга-Борна попадали в категорию «еврейской физики», то в СССР до смерти Сталина они считались «реакционными идеалистическими измышлениями». Обвинение в идеализме было очень серьезным: за это ученый мог лишиться работы, а то и просто попасть в тюрьму или лагерь.
Особенно усилились нападки на современную теоретическую физику в Советском Союзе в конце сороковых, начале пятидесятых годов двадцатого века. Под видом «защиты материализма от буржуазной идеологии» использовались те же ярлыки и штампы, которые применяли и сторонники арийской физики в Германии. Например, третий пункт компромиссного соглашения 1940 года звучал так: « Четырехмерное представление процессов в природе является полезным математическим приемом, но не означает введения новых представлений о пространстве и времени» [155]. Это была явная уступка физиков-профессионалов своим идеологическим противникам.
Примерно то же утверждается и в солидном сборнике « Философские вопросы современной физики», изданной Академией наук СССР в 1952 году. Ведущий советский философ, занимавшийся физикой, И.В.Кузнецов, пишет: « То, что Эйнштейн и эйнштейнианцы выдают за физическую теорию, не может быть признано физической теорией» [156]. Под этими словами с удовольствием подписались бы и Ленард со своими последователями.
И лозунг, провозглашенный в книге 1952 года, несомненно, одобрили бы все представители «арийской физики»: « Разоблачение реакционного эйнштейнианства в области физической науки – одна из наиболее актуальных задач советских физиков и философов» [157].
К счастью для советской науки, с физикой не произошла та катастрофа, что случилась с генетикой и молекулярной биологией в 1948 году. А вероятность такого же сценария для теоретической физики была очень высока. В январе 1949 года должно было состояться Всесоюзное совещание заведующих кафедрами физики высших учебных заведений совместно с научными работниками Отделения физико-математических наук Академии наук СССР. Это совещание задумывалось провести по образцу разгромной для генетики сессии ВАСХНИЛ в августе 1948 года. Трудно сказать, что осталось бы от советской теоретической физики, если бы Совещание состоялось. Но ведущим физикам страны, прежде всего, президенту АН СССР С.И. Вавилову и руководителю советского атомного проекта И.В. Курчатову удалось добиться сначала отсрочки, а потом и отмены этого судилища. Сначала Совещание было перенесено на март, а потом Постановлением Секретариата ЦК ВКП(б) от 9 апреля 1949 года отложено на неопределенный срок « ввиду неподготовленности этого совещания» [158].
Очевидно, создание атомного оружия оказалось для советского руководства более важной задачей, чем наведение идеологической чистоты в умах физиков-теоретиков.
По сходным причинам и в Германии в ходе Второй мировой войны постепенно сошла на нет роль «арийской физики». Надежды нацистского руководства на то, что ученые смогут создать для Третьего рейха чудо-оружие, оказались выше идеологической привлекательности «немецкой физики», построенной, как и нацизм, на расовом фундаменте. «Нормальная» физика была спасена, однако супербомбу для фюрера немецкие физики, к счастью, так и не построили.
* * *В заключение скажем, наконец, о связях семейств Маннов и Гейзенбергов.
Фридо Манн – внук Томаса Манна – женат на Кристине (дочери) Вернера Гейзенберга
У Вернера и Элизабет родились семеро детей. Дочь Кристина вышла в 1966 году замуж за Фридо Манна, сына скрипача и альтиста Михаэля, младшего из шести детей Томаса и Кати Манн.
У Кристины и Фридо в сентябре 1968 года родился сын Штефан Александр Манн, который одновременно приходится внуком нобелевскому лауреату по физике Вернеру Гейзенбергу и правнуком нобелевскому лауреату по литературе Томасу Манну.
Часть третья Томас Манн – кормилец
Ординарный профессор
Двадцатые годы постепенно возвращали мир и покой измученным народам Европы. Время залечивало раны, нанесенные мировой войной. До нее ни одна война в истории человечества не требовала столько человеческих жертв.
Томас Манн делает доклад о Гете в Академии художеств, Берлин, 1932 г. На заднем плане сидит Генрих Манн
Но постепенно жизнь возвращалась в нормальную колею. Налаживалась и жизнь наших героев. Каждый из них в своей деятельности добился общественного признания. В 1924 году роман « Волшебная гора», наконец, вышел в свет и был восторженно встречен читателями, а еще через пять лет Томас Манн получил Нобелевскую премию по литературе.
Годом позже, в 1930 году, Петер стал ординарным профессором физики.
К профессору Прингсхайму на стажировку охотно приезжали молодые ученые из-за границы. Самыми известными стали, пожалуй, гости из Советского Союза. В 1926 году с Петером в качестве ассистента работал Сергей Иванович Вавилов, будущий основатель Физического института Академии наук СССР и президент этой академии. У Прингсхайма и Вавилова есть совместная статья в «Физическом журнале» [159].
Группа ведущих физиков, работавших в Берлине после Первой мировой войны. Среди них Альберт Эйнштейн, Джеймс Франк, Густав Герц, Фриц Габер, Петер Прингсхайм (в последнем ряду второй справа)
Через год на стажировку к Петеру в Берлин приехал другой будущий советский академик – Александр Николаевич Теренин. Результат их работы – статья о флюоресценции паров ртути [160]. После возвращения в Ленинград Теренин заведовал кафедрой в Ленинградском государственном университете и отделом в Государственном оптическом институте.
