Сергей Смирнов - Роман с разведкой. Интернет-расследование
«Создать стишок сентиментальный
Для многих дам немудрено.
Но быть хозяйкой гениальной
Не всякой женщине дано.
Пусть наше радостное счастье
Весенний ангел сторожит».
В «деле» «Операция «Монастырь» сохранилось составленное чекистами описание жилища семьи Садовских. Оно относится к 1941 году, но вряд ли в нём что-либо сильно изменилось с 30-х годов, лучшего времени в совместной жизни Бориса Александровича и Надежды Ивановны: «.Проживает Садовский в подвале церкви Новодевичьего монастыря. В подвал имеется отдельный вход, его квартира составляет 60–70 кв. метров. До 1929 г. в этом подвале помещался «красный уголок» данного домоуправления, впоследствии отошёл под квартиру Садовского, который в ней и проживает с 1929 г… При входе в квартиру Садовского с правой стороны двери висит голова — чучело волка, с левой стороны — чучело тетерева, далее квартира перегорожена 7–9 фанерными ширмами, из-за которых виднеются шкафы с книгами, на некоторых шкафах стоят человеческие черепа. Одна стена комнаты завешена куском материи, из которой шьют поповские рясы, на правой стене комнаты висит большой портрет женщины наподобие иконы».
В монастыре Садовского постоянно навещали старые знакомые, бывала и молодёжь. Так, например, вдова его старинного друга, поэта и художника Владимира Юнгера Зоя Юнгер, к которой Борис Александрович был когда-то неравнодушен, привезла к нему свою дочь, в будущем знаменитую ленинградскую актрису, Елену Юнгер, оставившую воспоминания об этой встрече. Судя по всему, молодёжь, не подпавшую под власть большевистской пропаганды, влекли к Садовскому и его неординарные взгляды. 23 января 1942 года начальники 3-го и 4-го управлений НКВД СССР Николай Горлинский и Павел Судоплатов совместно докладывали заместителю наркома внутренних дел СССР Богдану Кобулову: «В 1933 году органами НКВД была вскрыта и ликвидирована монархическая группа молодежи, группировавшаяся вокруг Садовского, сам Садовский арестован не был. Ликвидированная группа уже тогда ориентировалась на германский фашизм. Вторая группировка, созданная Садовским, была ликвидирована в 1935 г., и, наконец, третья группа (Раздольского) была вскрыта СПУ НКВД СССР в начале 1941 г…… Неизвестно, какова доля правды в этой информации, но если она хотя бы частично справедлива, то возникает вопрос: как мог Садовский привечать очередную группу молодёжи, зная о судьбе предыдущей или хотя бы догадываясь о ней? Или эгоистическая тяга быть услышанным оказывалась сильнее угрызений совести? Да и были ли они?
Сотрудники НКВД рецензировали и литературное творчество Садовского: «.. Под столом у него старинный кожаный чемодан с его рукописями, приготовленными для печати. Литературные произведения Садовского — нечто единственное в своем роде. В художественной форме, порой высокого качества, в них прославляются русские цари, проповедуется православная церковность самого узкого и реакционного типа, выявляется ярчайший антисемитизм, связанный с такой ненавистью к революции, которую никогда не высказывал никто из писавших на русском языке. У Садовского есть программа, которая сводится чуть не к восстановлению крепостного права, во всяком случае, к восстановлению в полном объёме прав помещиков. Садовский ненавидит всю интеллигенцию, всю передовую мысль, все «либеральное». Он полностью приветствует «сильную руку», немецкое начало в русской истории, поэтому и Гитлера». Кстати о чемоданах под столом. Именно Садовскому, уезжая в 1941 году в эвакуацию, принесла чемодан с частью своего архива Марина Цветаева. Значит, доверяла. И он его сохранил. В 1944 году этот чемодан забрала дочь поэтессы, Ариадна Эфрон.
Из донесений агентов НКВД можно узнать и как выглядел Борис Александрович: «Сам Садовский производит странное впечатление. Он паралитик, но лицо его и голова не затронуты. У него особая мысль, четкий голос. Одет Садовский в чёрный без воротника халат, в чёрную, с высоким воротником рубаху, вместо пуговиц пришиты какие-то медные бляхи, сам Садовский лысый, лицо продолговатое — худое, очень бледное, носит бороду, аккуратно подстриженную клином, на руках кольцо. От жильцов дома известно, что Садовского выносит жена из квартиры только летом на солнце, всё свое время он проводит за книгами и чего-то пишет, человек он добродушный, случаев, чтобы он не пускал в свою комнату кого-либо из людей, не наблюдалось». Таким, как он описан в этом донесении, предстаёт Садовский и на фотографии 1940 года — сидящим перед входом в своё монастырское жилище. Склонность Бориса Александровича к мистификациям проявлялась и в том, что иногда для встречи гостей он цеплял на свой «халат» царский орден Святого Владимира. Думаю, это был орден, принадлежавший его отцу.
Ну а что же Надежда Ивановна? Из писем Бориса Александровича ясно, что уже в 1933 году она тяжело болела, лечилась не только в Москве, но и в Ленинграде. В одной из современных чекистских книжек об операции «Монастырь» утверждается, что «жена Садовского гадала на картах и давала сеансы спиритуализма. Её посещали жены высокопоставленных деятелей, например супруга члена Политбюро А.И. Микояна». Источник этой информации мне неизвестен, но в материалах архивного дела, посвящённого операции «Монастырь», говорится о том, что Надежда Ивановна действительно увлекалась гаданием на картах. Судя по всему, к началу войны она, которой было только пятьдесят два, все более теряла жизненные силы. Из сохранившейся домовой книги известно, что к тому времени она была инвалидом II группы. Как докладывал один из агентов НКВД в первые месяцы войны, «по внешнем виду Садовская Н.И. неопрятная, очень грязная, волосы рыжие — длинные, как будто месяц непричёсанные; одета в грязную рваную белую кофточку и черную, также рваную юбку». Время безнадежно уходило. От той женщины, что когда-то пленяла сенаторов и министров, оставалась только её память. Но и ей было жить недолго.
Часть вторая. Герои
«Монастырь» начинается
Начало операции «Монастырь» Судоплатов описывает как-то сумбурно. Это можно, конечно, списать на изъяны старческой памяти, но создаётся впечатление, что воцарившийся после начала войны хаос затронул и центральные службы органов безопасности. Как иначе понять, почему агент Александр Демьянов, которого берегли, чтобы после нападения немцев использовать в серьёзной оперативной игре с ними, пошёл и записался добровольцем в кавалерийскую часть вместо того, чтобы ждать указаний от своих руководителей с Лубянки. Тем более, что, по словам Судоплатова, после его контактов с немцами на деле Демьянова была поставлена отметка об особой важности агента. По одной из версий, даже в декабре 1941 года, незадолго до начала операции, он официально не имел работы, так как был уволен с «Мосфильма» по сокращению штатов. Если бы немцы взялись всерьёз его проверять, то у них не могло не возникнуть вопроса: что в течение нескольких месяцев делает в прифронтовой Москве молодой здоровый мужчина без определённых занятий? По другой версии, согласно воспоминаниям Татьяны Березанцевой, он, после перехода линии фронта, представился немцам работником Клав кино проката, куда был оформлен в ходе подготовки операции.
