Соломон Штрайх - Ковалевская
В. О. Ковалевский брату в августе 1869 года, — так как она не хочет ехать в деревню, то поступила там в типографию и уже выучилась порядочно набирать; надеется, что через месяц будет зарабатывать 120 франков».
В ПАРИЖСКОЙ КОММУНЕ
Анна Васильевна, собиралась в Париж на короткое время, надеясь, что отец не узнает об ее самовольном отъезде от замужней сестры, а если узнает, то она сумеет вымолить у него прощение. Анюта не знала, что в Париже воплотятся в жизнь мечты о служении трудовому народу, о слиянии с ним, о содействии радиальному перевороту.
Маркс в заключительных строках к «Восемнадцатому брюмера Луи Бонапарта» еще в 1852 году писал, что «гонимый противоречивыми требованиями своего положения… Бонапарт погружает все буржуазное хозяйство в сплошной хаос… срывает священный ореол с государственной машины, профанирует ее, делает ее одновременно отвратительной и смешной». Но движение против смешного и отвратительного режима Наполеона III приняло серьезный характер только в начале шестидесятых годов, когда передовые французские рабочие стали втягиваться в политическую борьбу. С образованием в середине этого десятилетия парижских секций Интернационала, среди французских рабочих масс велась деятельная социалистическая пропаганда, и либеральные уступки правительства второй империи перестали удовлетворять требованиям самых широких буржуазных и мелкобуржуазных слоев населения. Радикальная студенческая молодежь сближается с рабочими, знакомит их с историей революционного движения и проникается через них пролетарским мировоззрением. Благодаря такому взаимодействию, движение растет вширь и вглубь. К концу шестидесятых годов кризис назревает, нужен только внешний повод для свержения монархии.
Смысл происходящего ясен даже для людей, чуждых пролетариату, он ясен даже для дочери крупного русского помещика и генерал-лейтенанта царской армии. Все читанное Анной Васильевной в русских радикальных изданиях, все слышанное в петербургских нигилистических кружках; приобретает значение живого дела, когда она занимает место в рядах парижского пролетариата, становится членом семьи типографских рабочих. Здесь же она знакомится со своим сверстником, студентом-медиком Виктором Жакларом, участником революционного движения с 1865 года, завершившим свое политическое воспитание в тюрьмах, одним из близких людей вечного узника Огюста Бланки.
Виктор Жаклар, родившийся в 1843 году в Меце, происходил из крестьянской семьи. В 1863 году он переехал в Париж и поступил в высшую медицинскую школу. Тогда же он познакомился с Огюстом Бланки, который произвел на него большое впечатление и вовлек в социальное движение. В 1865 году Жаклар был за это исключен из университета, а в 1866 году за участие в манифестации студентов-бланкистов приговорен к тюремному заключению. Отбыв наказание, Жаклар стал заниматься агитацией среди парижских рабочих. В 1868 году он вступил в «Альянс социальных революционеров», основанный М. А. Бакуниным для подготовки всеевропейской социальной революции, и постепенно стал освобождаться от политического влияния Бланки, сохранив, однако, хорошие отношения с «вечным узником».
А. В. Корвин-Круковская посещала рабочие собрания, участвовала вместе с Жакларом в заседаниях революционных кружков, готовилась к социальной революции. Родителям, конечно, не сообщала ни о переезде в Париж, ни о своем фактическом браке, который заключен был, по-видимому, в конце 1869 года.
Наполеон III прибегнул к испытанному и несколько раз оправдывавшему его надежды средству для укрепления своего шатающегося трона — к войне. Провоцируя войну с Пруссией, он усилил преследования французских революционеров. Создавались специальные процессы против членов Интернационала. К одному из них притянули Жаклара, которого обвиняли в заговоре против императора. В это время франко-прусская война была уже объявлена. Жаклару грозило тяжелое наказание, и он убежал с женой в Швейцарию.
Из Женевы Анна Васильевна сообщила родителям, якобы из Гейдельберга, о встрече с Жакларом и о своем желании вступить с ним в брак. Отец ничего не ответил. Анна Васильевна волновалась, писала сестре и Евреиновой, что с их стороны бессовестно оставлять ее без известий о том, что делается в Палибине: «Как непостижимо, что от родных все еще нет ни слуху ни духу. Я объясняю это очень худо; уж не узнали ли они что-нибудь про нашу жизнь в Париже и не озлились ли так, что и отвечать не хотят». Чтобы выйти из тупика, надумала написать родителям снова, объявить им о своем отъезде из Гейдельберга в Женеву и о том, что, «не получая от них ответа и не желая долее медлить, решила переехать к Жаклару». А так как паспорта не достаточно для оформления брака, то Анюта настоятельно просит выслать ей документы, чтобы прекратить ее неловкое положение.
Жаклар в качестве беглеца и эмигранта не мог зарабатывать достаточно средств для содержания жены. Василий Васильевич не высылал денег. Софа могла уделять очень мало в помощь сестре. Анюте пришлось приняться за уроки: проживавшие в Женеве русские нуждались в учительницах для своих детей. В Женеве Анна Васильевна сблизилась с русской эмигрантской колонией, с некоторыми подружилась. Вступила в русскую секцию Интернационала и перевела для ее издательства, как сообщала С. В. Ковалевской, «кое-какие брошюрки Маркса по Интернационалу», для приложений к номерам «Народного дела», русского журнала, издававшегося в Женеве в 1868–1870 годах под редакцией М. А. Бакунина, А. А. Серно-Соловьевича, Н. И. Утина и других. В это время главным редактором журнала был Утин, который до самой середины семидесятых годов был одним из наиболее близких к Марксу русских революционеров-эмигрантов. Какие именно брошюры Маркса перевела тогда А. В., установить не удалось.
Кроме того Анна Васильевна написала тогда детскую сказку «Маленький савояр» для журнала «Семейные вечера», издававшегося С. С. Кашперовой.
Софью Васильевну и Владимира Онуфриевича начало франко-прусской войны, объявленной 19 июля 1870 года, застало в Гейдельберге. Учиться стало там невозможно. Ковалевский давно собирался в Англию для уточнения и углубления своих знаний. Софья Васильевна тоже хотела поработать с английскими математиками. Супруги поехали в Лондон, где поселились недалеко от Британского музея. У обоих — «твердое намерение сильно работать», но со дня объявления войны «ничего научного не лезет в голову, и эти подлые военные известия вытесняют из мозга и те соображения, которые там были». Война мешает заниматься, отвлекает внимание, но Владимир Онуфриевич думает, что к его и Софиному приезду в Париж последний «успеет сделаться прусским городом, и это для французов будет здорово, собьет, может быть, с них желание быть военной нацией и, главное, опрокинет навеки всех Бонапартов. Вообще время такое интересное, что страсть». Ковалевский надеется, что «французы сделают революцию и республику», и на этот случай приглашает брата «на зиму в Париж».