Елена Кочемировская - 10 гениев литературы
И все же единство «того» и «этого» миров выражено в поэме четко и недвусмысленно. Более того, не обойдена вниманием и «мирская» жизнь – в поэме дана целая галерея живых и ярких портретов: «В "Божественной комедии" великое множество поэтов, и каждый знает свое место: то самое, какое назначил ему Данте» (X. Блум).
«Во всей поэме нет неоправданного слова, – пишет Борхес в «Девяти эссе о Данте». – Точность Данте не плод искусственной риторики; это – утверждение реальности, законченности, с которой ему виделся каждый эпизод поэмы. То же относится к чертам психологии героев, столь восхитительно и одновременно скупо выраженным. Они словно вплетены в поэму; процитирую некоторые: Души, предназначенные Аду, плачут и поносят Бога, но когда входят в лодку Харона, страх сменяется нестерпимым, мучительным желанием попасть в Ад (Ад, III). Услышав, что Вергилий никогда не взойдет на небо, Данте немедленно называет его учителем и господином, показывая, что по-прежнему любит и, может быть, узнав о несчастии Вергилия, полюбил еще больше (Ад, IV). Вергилий указывает на гордецов, пытавшихся с помощью одного разума достичь бесконечности божественного, но тут же замолкает, понурив голову, ибо он сам таков (Чистилище, VI)».
В общем, цитируя Хорхе Луиса Борхеса: «"Комедия" – книга, которую все должны читать. Отстраняя лучший дар, который может нам предложить литература, мы предаемся странному аскетизму. Зачем лишать себя счастья читать "Комедию"? Притом, это чтение нетрудное. Трудно то, что за чтением: мнения, споры; но сама по себе книга кристально ясна. И главный герой, Данте, возможно, самый живой в литературе». Ему вторит Харольд Блум: «По всепроникающей остроте мысли, языковой энергии и мощи вымысла Данте (вместе с Шекспиром) не имеет себе равных среди западных писателей».
Одновременно с «Комедией» писался трактат «Монархия» (между 1312 и 1313 годами), в разгар политических событий, вызванных походом Генриха VII. В трактате Данте настаивает на разделении церкви и государства, на том, что светская власть не должна зависеть от духовной. Единая империя необходима для того, чтобы на земле наступил вечный мир и прекратились раздоры князей и королей, однако должны быть сохранены местные свободы и самоуправление. Величайшими бедствиями человечества являются стяжательство и алчность, и они должны исчезнуть в единой державе, а в мировом государстве настанет полнота времен (plenitudo temporis) – всеобщее благополучие и благоденствие. Только законность, справедливость и материальная обеспеченность (а не алчность и стяжательство) могут способствовать высшей цели каждого человека: спасению души. Италии и Риму принадлежит историческое право возглавить все страны мира, но Данте никогда не утверждал, что высшая власть должна принадлежать итальянцам.
В XIV веке сторонники передачи светской власти в руки церковников обнаружили в произведении Данте опасную ересь. По свидетельству Боккаччо, кардинал Бельтрандо дель Поджетто приказал сжечь попавшие ему под руку рукописи «Монархии» и хотел в 1329 году подвергнуть сожжению кости поэта. Позднее итальянские романтики превратно истолковывали учение Данте о всемирном государстве как программу объединения Италии в ее этнических границах. Националистическое толкование Данте красной нитью проходит в итальянской историографии XIX века. В XX столетии историки литературы стали обвинять поэта то в «отживших средневековых идеях», то в «коммунистическом утопизме».
Между 14 июля 1314-го и 10 апреля 1316 года великий изгнанник жил в Лукке. Поэт мог вернуться во Флоренцию после декрета об амнистии, если бы согласился покаяться, но он не мог и не хотел предстать перед насмешливыми согражданами в покаянной рубахе, со свечой в руках. 15 октября 1315 года Данте вместе со своими сыновьями снова был осужден на смерть флорентийской синьорией.
Боккаччо сообщал, что после смерти Генриха VII Данте перешел через Альпы и направился в Романью, где и окончил свои дни. По-видимому, некоторое время он жил в Вероне, однако трудно сказать, как долго. Несомненно то, что Кан Гранде, чьи достоинства Данте прославил в «Божественной комедии», до самой смерти оставался его покровителем и другом. Боккаччо писал о том, что, как только Данте заканчивал несколько песен, он отсылал их Кан Гранде делла Скала и не давал никому списывать, прежде чем не выслушивал его мнение. Эти сведения косвенно подтверждает ученик Данте Джованни Квирини, пославший после смерти своего учителя синьору Вероны, при дворе которого он жил, сонет, прося у Кан Гранде разрешения ознакомиться с еще неизвестными песнями «Рая». Отсюда можно заключить, что дружба Данте с вождем североитальянских гибеллинов не прерывалась до самой смерти поэта.
О втором пребывании Данте в Вероне мы знаем очень мало: полное отсутствие документов и прямых указаний на знакомства и связи поэта между 1315 и 1320 годами заставляет с чрезвычайной осторожностью относиться к сопоставлениям и догадкам биографов и романистов. Дело в том, что еще при жизни Данте рождались легенды о нем: к примеру, веронцы искренне верили, что Данте действительно спускался в Ад.
Поэту приписывается также латинский трактат «Вопрос о земле и воде» («Questio de aqua et terra»), который был прочитан в воскресенье 2 января 1320 года в церкви Святой Елены в Вероне. Трактат дошел до нашего времени только в одной рукописи, и принадлежность его Данте не может не вызвать серьезных возражений. Кроме того, рассуждения автора трактата противоречат космографии Данте в «Божественной комедии», как справедливо заметил известный итальянский историк философии Бруно Нарди.
О причинах, побудивших поэта покинуть двор Кан Гранде и переселиться в Равенну, можно лишь догадываться. Менее всего вероятно то, что Данте уехал из Вероны, поссорившись со своим меценатом. На склоне лет поэт искал тихую пристань, где он мог бы окончить свое великое творение. В Равенне, незадолго до смерти, Данте закончил третью часть «Божественной комедии». Существует предание, что последние песни «Рая» были утеряны, но тень Данте, явившись его сыну Якопо ночью, указала тайник в стене, где была спрятана рукопись.
В это время Джованни дель Вирджилио, профессор риторики и поэт из Болоньи, послал Данте в Равенну эклогу {33}, написанную латинским гекзаметром, с требованием писать на латыни, а не площадной речью:
Не расточай, не мечи ты в пыль перед свиньями жемчуг,
Да и кастальских сестер[8] не стесняй непристойной одеждой.
Дель Вирджилио предлагал Данте воспеть на языке древних подвиги императора Генриха VII или Роберта Анжуйского, короля Неаполя, после чего Данте стал бы первым поэтом своего времени.
