Ингар Коллоен - Гамсун. Мечтатель и завоеватель
Таким образом, он давал понять, что для него важно спокойно ходить по Копенгагену и не бояться встретить Винкеля Хорна. «И если он не перестанет носиться со своей гнусной местью, то я плюну ему в рожу и выцарапаю его скорбные глазки. Вот мое последнее слово».
На полях он добавил: «Я знаю, он говорит, что собирается что-то предпринять, но почему он ничего не делает?»
Либо Гамсун не понимал, либо был не в состоянии понять, что та встреча и была именно тем, что предпринял Винкель Хорн.
Непосредственно вслед за этим событием Гамсун покидает Копенгаген, разослав только что отпечатанные в типографии экземпляры своего романа «Голод» по рецензентам в Дании, Швеции и Америке, предварив его замечанием, что он не имеет никакого отношения к повествованиям о помолвках, пикниках и балах и что это вообще не роман. «Что меня интересует, так это удивительные порывы чувствительной человеческой души, причудливая жизнь духа, нервные мистерии в изголодавшемся теле. В книге одна сквозная тема, но я стремился к тому, чтобы она прозвучала как многоголосье, как множество оттенков и звуков»[72]. Ему необходимо было предотвратить возможную в дальнейшем критику Брандеса, который приоткрыл для него дверь в мир литературы, когда писал, что высоко ценит повествовательный талант писателя и его подлинно аристократическую натуру, в связи с выходом в свет его книги «О духовной жизни современной Америки». Теперь, бегло пролистав «Голод», Брандес как бы захлопнул перед ним эту дверь. Он написал Гамсуну, что роман кажется ему монотонным.
То, что Брандес отверг «Голод», было самое худшее, чего мог ожидать Гамсун: «Я чувствую себя одиноким без Вас, если Вы лишаете меня Вашей поддержки, то тогда, разумеется, незачем и продолжать писать <…>, у меня нет никого, кроме Вас», — сетовал он. Возможно, Брандес просто невнимательно прочел его книгу. «Если мы займемся подсчетами, то полагаю, что в моей книге обнаружится не меньше захватывающих душевных переживаний, чем, к примеру, в „Преступлении и наказании“»[73].
Георг Брандес не захотел писать одобрительный отклик на роман «Голод». Рационалист Брандес ничего не имел против некоторой доли безумия, если только при этом сохранять общий разумный взгляд на мир. А в герое «Голода» он увидел лишь неврастеника на грани гибели. Радикал Брандес поднял знамя борьбы против Бога и клерикалов, против политиков, но не против здравого смысла. У него не было ни малейшего желания восхищаться литературным персонажем, которого его интеллект отвергал.
Спустя четыре дня после того, как Гамсун униженно просил милости у главного апостола скандинавской литературы, 4 июня 1890 года, он взошел на борт парохода. Правда, это был отнюдь не тот корабль, который мог взять курс на Антверпен, чтобы потом отправиться в Тунис, Пирей, Смирну, Салоники, Севастополь, Одессу и далее на Балканы. У него не было средств на подобное путешествие, мечтами о котором он делился со своими знакомыми в Осло и Копенгагене. Гонорар за «Голод» составил целые 2100 крон, но большая часть этой суммы безвозвратно канула в долговую дыру, которая, как известно, образовалась у Гамсуна, и при этом он так и не освободился от настойчивых требований кредиторов.
И вот теперь, как ему казалось, он нашел способ для создания надежного экономического положения. Ему следует в течение двух-трех месяцев написать новую книгу, которая и даст ему возможность отправиться в это большое путешествие. Книга будет состоять из двух-трех психологических новелл, делился он своими идеями с друзьями.
Между тем пароход направлялся в тот самый город, с которым у Гамсуна были такие напряженные отношения. При этом он вовсе не жаждал ловить на себе взгляды знакомых и незнакомых обитателей столицы и выслушивать разного рода замечания в связи с тем, что газеты наперебой гадали, в какой степени автобиографична фигура главного героя «Голода».
Едва прибыв в Кристианию, через несколько дней Гамсун отправился в новое путешествие, на этот раз вдоль извилистой южной части норвежского побережья. Ну что же, и это было неплохо. Перемена мест не была редкостью в его жизни, так он несколько раз поступал ранее, особенно в Америке, и всегда это оправдывало себя, порой результат был ошеломляющим.
И вот, так или иначе, он сошел на берег в Лиллесанне, маленьком городке на юге, который постепенно становился все более и более процветающим. Его почти полуторатысячное население жило морем и лесом, благодаря чему в городке была создана — предмет всеобщей гордости — судоверфь с первоклассным деревообрабатывающим производством.
С парохода он сошел в расстроенных чувствах.
Он все думал о мнении, высказанном Брандесом: оно произвело на Гамсуна такое впечатление, словно о его голову разбили бутылку.
При этом рана, нанесенная драмой ревности, разыгравшейся между Гамсуном и Фредериком Винкелем Хорном, кровоточила еще сильнее. Как-то он посетовал одному из друзей, как грустно ему его постоянное пребывание в одиночестве, что у него нет настоящего дома, а только временные неуютные пристанища, нет ни жены, ни постоянной возлюбленной, что он часто путешествует, а ему не с кем прощаться при расставании и не к кому стремиться домой[74].
В Лиллесанне он жил в пансионате, здание которого было раньше портовым складом. С его большой веранды открывался чудесный вид на площадь и гавань. Каждый вечер приплывали большие пароходы, главное событие дня для местных жителей. Гамсун быстро приобрел здесь друзей и знакомых.
В то время шли пересуды о том, что «Голод» — кощунственная и эротическая книга, что Гамсун ведет себя весьма возмутительно с дамами и морочит голову одной из многочисленных соломенных вдов этого города. Собственно говоря, так и было, если судить по переписке того времени[75].
Даме было двадцать шесть лет, она была замужем за морским офицером, который часто бывал в дальних плаваниях, они были женаты уже три года, но она все еще была бездетна. В городке, где всего полторы тысячи жителей, такие вещи долго скрывать невозможно.
За несколько месяцев до этого Гамсун жаловался, что датский рогоносец так и не затеял мужского разговора с ним. Ничего себе, молча сидел за ресторанным столиком, неподалеку от любовника своей жены! А вот в Лиллесанне ему довелось встретиться с настоящим мужчиной. Морской офицер весьма недвусмысленно дал понять литератору, чтобы тот держался подальше от его жены. Правда, и любовный угар уже прошел. В любви для Гамсуна важно было быть завоевателем, его сводила с ума возможность покорить женщину. Чем более недоступен был объект, тем более желанен для Гамсуна. И когда он находился в подобном состоянии, то воображение его разыгрывалось безгранично, он любил представлять себе на разные лады то, что должно было неизбежно случиться. Влюбленность подобна творческому вдохновению, экстазу, когда как бы возносишься на гребень волны, а потом весь изможденный, обессиленный опускаешься вниз.
