Владимир Колганов - Булгаков и «Маргарита», или История несчастной любви «Мастера»
К несчастью, увлекшись трудами праведными, глава семейства своих сил не рассчитал, заболел и вскоре умер. Дом на набережной Мойки пришлось продать. А в конце XIX века в нем поселилась семья во главе с бароном Федором Мейендорфом, генерал-лейтенантом и командиром Его Императорского Величества конвоя.
И что это за повальное стремление бежать от большевиков под крылышко недавних врагов, на Украину, оккупированную немцами! Не только братьев Анны Федоровны это подвело — шурина вышеупомянутого Петра Богдановича тоже махновцы расстреляли. А ведь был Яков Анатольевич Куломзин совсем не глупый человек — председатель земского собрания, предводитель уездного дворянства. И вот надо же, бежав из Петрограда на юг вместе с семьей, погиб в том же 1919 году от рук все того же батьки. Счастье, что семье через Польшу и Чехословакию удалось добраться до Канады. На наш взгляд, бегство это было и морально, и логически оправдано — недопустимо бросать малых детей на произвол судьбы ради безнадежной попытки восстановить утраченные привилегии.
Пришла пора познакомиться с загородным домом представителей семейства Мейендорф. Сельцо Подушкино когда-то принадлежало Милославским. Позже его приобрел некто Казаков, построивший неподалеку от села усадьбу. Его дочь к 1885 году выстроила новый дом, стилизованный под европейское Средневековье. Второй муж владелицы усадьбы завершил перестройку и отделку дома — появились гобелены, витражи, коллекция оружия, библиотека. Подвалы были полны вин, парадные покои украшены картинами старых мастеров и фигурами рыцарей в сверкающих доспехах. Над входом красовался герб баронов Мейендорфов, а куранты часовой башни регулярно, каждый час, играли гимн России. Близ дома устроили небольшой пейзажный парк с калифорнийскими кленами, уссурийским кедром и пробковым дубом из Китая. Был пруд с живописным островом и трехпролетным Розовым мостом, была подъездная аллея из березы и ели. Все было. Живи и наслаждайся! Ах, если бы не Октябрь…
К чему я все это веду? При чем здесь судьба всеми забытых Мейендорфов или утраченного ими в результате революции богатства? А дело в том, что замок этой семьи, располагавшийся на известной всем Рублевке, ныне входит в число объектов Управления делами Президента — та самая Барвиха! Говорят, присмотрел это имение еще сам Брежнев, а далее пошло своим путем.
Как скоро все, в той или иной форме, но возвращается на круги своя! И прежняя знать всего лишь уступает место новой знати.
И вновь пересечение судеб, очередное «совпадение» — в Барвихе отдыхал Булгаков, уже совсем больной, дописывая свой «закатный» роман. Откуда ему было знать, что через двадцать лет внучатый племянник Киры Алексеевны женится на юной баронессе Мейендорф? Впрочем, в определении степени родства немудрено и ошибиться — очень уж запутанная связь у аристократических родов, у всех этих Шереметевых, Левшиных, Трубецких и Мейендорфов. Вот кажется, что только-только породнились, но если как следует покопаться, то выяснится, что три-четыре поколения назад все это было — и свадьба, и пересечение судеб. Вот только персонажи на этой сцене жизни теперь уже другие.
Вряд ли к новой знати можно отнести еще одну Анну, дочь упомянутого выше Николая Мейендорфа, художника-живописца и офицера вермахта. В 1950-х годах она вышла замуж за Никиту Шидловского, внучатого племянника того самого Шидловского, депутата Государственной думы, который в феврале-марте 1917-го был одним из самых рьяных сторонников свержения монархии. В те смутные дни многие молодые офицеры армии, на говоря уже о нижних чинах, поддерживали эту идею, заявляя о признании власти Временного комитета, созданного представителями Госдумы. Ну а в самом комитете шла борьба между либералами, сторонниками умеренных преобразований в интересах буржуа и демократами, которые настаивали на аресте царских сановников, монархически настроенных офицеров, прочих «сатрапов» и на приумножении завоеваний революции. После отречения государя императора семьи «бывших» потянулись на юг, подальше от революционного Петрограда, поближе к теплому морю и черноморским портам, откуда можно было при необходимости перебраться за границу. Щербатовы, Апраксины, Дондуковы-Изъединовы и многие другие обладатели дворянских титулов оккупировали гостиницы Пятигорска, Кисловодска, Ялты. Ждали, чем все это закончится. А между тем радикально настроенные офицеры сражались с большевиками в армии Деникина. Среди них оказался и будущий отец Никиты, Сергей Николаевич Шидловский. Вот краткий отрывок из воспоминаний двадцатитрехлетнего белогвардейского офицера о действиях армии в Крыму весной 1919 года. Речь прежде всего о восстании большевиков в Керчи и сражении за Аджимушкайские каменоломни.
«Надо сказать, что все мы в это время озлобились, достоверно стало известно, что все заправилы в каменоломнях были евреи и что даже существовала особая еврейская рота. Все попадавшие к нам в плен каменоломщики были повешены… Большевики в отчаянии решились выйти и прорваться сквозь охранение, напасть на город и занять его, рассчитывая на поддержку местной черни… Следовало ожидать приближения каменоломщиков, т. к. мы стояли рядом с тюрьмой, в которой содержалось много большевиков. Не дожидаясь их прихода, мы ликвидировали всех политических в тюрьме… К вечеру город был освобожден — все оставшиеся в живых каменоломщики разбежались, скрываясь по городу. Начались обыски, аресты и расстрелы, брали всех подозрительных, придерживаясь правила: лучше уничтожить десять невинных, чем выпустить одного виновного; заодно был утоплен издатель меньшевистской газеты „Волна“, все время писавшей против добровольцев… Три дня продолжалась эта история и одновременно взрывались последние выходы Аджимушкайской каменоломни. За это время в Керчи было уничтожено до 3000 человек, большей частью евреев. Англичане, бывшие в Керчи, целыми днями бегали со страшно довольными лицами по городу, снимая фотографическими аппаратами повешенных и расстрелянных…»
И дальше:
«Все взятые в плен в эту ночь евреи, комиссары и коммунисты были повешены, а остальные жестоко выпороты».
И еще чуть дальше:
«Против нас действовал еврейский коммунистический полк, само собой разумеется, что пленных мы не брали».
А вот еще:
«В Армянске произошел еврейский погром: ни офицеры, ни солдаты не могли стерпеть, что какие-то евреи, по существу своему буржуи, вздумали принять коммунистический облик».
Так пишет сын губернского предводителя дворянства, депутата Госдумы, гофмаршала двора Его Императорского Величества, действительного статского советника и камергера. Причины этих зверств остались непонятны, поскольку сам автор воспоминаний пояснений не давал. Но вот читаем в записках корнета лейб-гвардии Кирасирского Его Величества полка. Кстати, он тоже оказался из Орловщины:
