Евгений Пинаев - Арлекин
Начал через пень-колоду, но постепенно увлекся.
Пережитое оживало в неожиданных деталях, которые, оказывается, с готовностью подсовывала память, сохранившая, черт возьми, мельчайшие и страшные подробности, которые, в сущности, хотелось бы поскорее забыть. Два года с лишним идет война... В далекой Атлантике, на борту чужого фрегата, он, может быть, впервые понял и осознал истинную величину жертв, выпавших на долю родины, цену крови, пролитой людьми не только во имя ее, но и для спасения всех народов.
- А Маскем стал контр-адмиралом... - О'Греди чиркнул зажигалкой, выругался и глубоко затянулся дымом. - Аристократ и джентльмен, и выглядеть хочет соответствующим образом, а сам!.. Не удалось вас шлепнуть, решил избавиться иначе. Вы его крепко уязвили чем-то. Да-да! Маскем, как всякое ничтожество, злопамятен и щелчков по носу не прощает. Могу с уверенностью сказать, дорогой Арлекин, что ваша смерть была запланирована коммодором. Да-да-да! Она таилась в самой идее леерной переправы, а рывок крейсера был предусмотрен и рассчитан. Ведь акустики доложили о появлении субмарин до того, как мы пошли на сближение с "Абердином", чтобы принять вас к себе на борт. Хорошо, что я был начеку и успел уравнять ход.
- Ну... Мой случай - частность. Маскемы, как сказал наш Верховный, приходят и уходят, а мы с вами остаемся. Поэтому, сэр, еще раз благодарю от всей души: проснулся бы я, если б не "Черуэлл"? Вряд ли.
- Н-да... Спали вы на редкость крепко! - рассмеялся О'Греди. - Да-да! Наверное, фаталист и верите в судьбу?
- Как вам сказать... Судьба - индейка. Надеюсь, моя - не рождественская, обреченная под нож.
Сэр! ("Ого!" - даже брови приподнялись у Арлекина.) Забудьте о моем предложении стать рулевым фрегата.
- Нет, отчего же...
- Все! Отныне вы - гость "Черуэлла". Да-да-да!
Слова эти были произнесены за несколько секунд до боевой тревоги, но, заслышав колокола громкого боя. вскочили оба.
..На "веранде" привычнее, потому что - в стороне. Знал, как нервирует командиров присутствие постороннего человека. А на боевом корабле посторонний в рубке вообще недопустим. Тем более во время боя. Выскакивая из каюты, О'Греди крикнул ему: "Можете находиться где хотите, помогайте, как можете, только не мешайте!" Фраза, очевидно, претендовала на юмор, но Арлекин шутки не принял - решил и в самом деле не мешать экипажу. И чтоб не путаться под ногами, однако ж верный правилу - во время боя удерживать, елико возможно, в поле зрения море и небо, занял место на левом крыле мостика.
Горбатый силуэт "эрликона" и неподвижные фигуры пушкарей напоминают принюхивающегося комара: опущенные стволы - нетерпеливое жало. Подрагивает, предвкушая жертву. Но врага скрывает осенняя ночь. Океан угадывается по скользяще-неуловимым бликам, а они гаснут быстрее, чем глаз успевает разглядеть беспокойное кружево: мерцает тьма, рябит крапчатая глубина, и каждый всплеск - тревога; среди неясных сгустков синевы еле виден зеленоватый пунктир, обрамляющий треугольник носовой палубы, и только он, более заметный у форштевня, говорит о движении, так как фрегат еле ползет. Внутри треугольника слегка различимы и "хеджехог", и "primary armament" стволы главного калибра задраны на предельное возвышение, но едва ли вступят в дело: субмарина, нащупанная акустиками, совсем близко, и если не случится какая-то неожиданность, обойдутся бомбометами и глубинными бомбами.
Оказавшись не у дел, можно без зудящей тревоги наблюдать за окружающим. Конечно, от тревоги не избавиться - куда же денешься от нее. Но теперь вся ответственность за людей и корабль легла на другого, а своя стала как бы отвлеченной и, может быть, подчиненной.
Только не мешать, сказал О'Греди, но отстраненность, оказывается, бывает тяжелее, чем возможность действовать самому и как-то влиять на ход событий. Все-таки он не мешал Ждал и был готов ко всему, но все-таки вздрогнул и невольно подобрался, когда над головой вспыхнул прожектор, а на баке хахакнул, заложив уши. залп бомбомета.
Луч облизал неживым белым светом вспухшие на воде желваки разрывов и тут же метнулся в сторону, зацепив какое-то черное вздутие. Как ни коротко было мгновенье, глаза успели засечь рубку подлодки.
В английском языке наводчик орудия именуется как-то по-собачьи pointer. "Пойнтеры", что вострили уши рядом с Арлекином, тоже заприметили рубку и ударили наугад. Ударили и уже не могли остановиться. Кончики стволов занялись судорожными вспышками. Главный "пойнтер", пристегнутый ремнем к плечевым упорам, заперебирал ногами, стиснув рукоятки наводки и припав головой к прицелу Ею, кажется, и выдавил разом грохочущую очередь, опрастав оба магазина-"улитки".
Можно было не тянуть шею - лодка находилась слишком близко к фрегату. Главный калибр бесполезен, "бофорсам" и правому "эрликону" мешали надстройки, а левый, как и "хеджехог", ударил с перелетом.
Вспыхнул второй прожектор. Лучи вильнули под острым углом и наконец-то! - вцепились в рубку, которая торчала примерно в кабельтове. Ночь делала расстояния неуловимыми, но Арлекин, кажется, не слишком ошибался, решив, что лодка "под носом". Даже мелькнула мысль о таране. В этот-то миг и забренчали в мешке гильзы, мелкая дрожь палубы отозвалась в подошвах и коленях отвратительным зудом - "Черуэлл" рванулся вперед.
Значит, О'Греди решился! Обороты прибавил, но вибрация терпима, следовательно, предусмотрительный ирландец побаивается аварии и "чешет" на среднем!.. Но достаточна ли такая скорость? Эх, наосторожничается сэр на свою голову!..
Последующие события спрессовались так плотно, что позже он мог бы поклясться: в другое время содержимого тех напряженных минут и секунд не расхлебать и за день.
Прожектора вцепились в субмарину по-бульдожьи, мертвой хваткой, удерживая в мельтешащих лучах слепую рубку и притопленный нос. Один из лучей выхватил и корму, оттуда, скользя и падая, бежали, словно под горку, черные фигурки - возвращалась аварийная партия! Мелькнули - пропали. Луч потерял корму, но ведь с рубки размахивали белым: субмарина сдавалась! Ага, фашисты подняли свой "уайт энсайн", поняли, что не уйти от фрегата!
Наверное, у О'Греди сработал рефлекс: лежачего не бьют. Нос фрегата покатился влево, одновременно исчезла вибрация. Ясно: сбросил обороты. А лодка... оказалась в "мертвой" зоне. Исправить маневр не удастся - слишком поздно!
Арлекин бросился вдоль "веранды" на правый борт и выскочил за спиной О'Греди и старшего офицера, который крикнул, не оборачиваясь, крикнул вообще, никому и всем сразу: "Мы все-таки ее долбанем!" В тот же миг с рубки подлодки "долбанули" автоматы и пулемет - посыпались стекла, погас прожектор. На баке закричали жалобно и страшно. "Волонтер" остановился, и в это время ему на грудь отбросило лейтенант-коммандера. Пачкаясь в крови, Арлекин подхватил обмякшее тело ирландца, втащил в рубку, едва не наступив на старпома, срезанного той же очередью.
