Сергей Киров - Сталин. Очищение от «питерских»
Ясно, что люди теперь пришли к отчетливой мысли, что решать ту задачу, которую они поставили перед собой, партийными силами, внутри партии ни в коем случае нельзя. Поэтому надо помнить следующее: какие бы они предложения нам ни сделали, как бы лояльно оставшиеся из них в рядах партии на предстоящем XV съезде ни проявляли себя, – ежели идеология у них останется та же, троцкистская, то они все равно на другой же день после XV съезда пойдут в те группы, в те организации, в те слои, которые ведут борьбу с III Коммунистическим Интернационалом. В этом нет ни малейшего сомнения.
Можно высказывать сомнения насчет многого из того, что мы делаем. Можно договориться до очень больших обвинений. Согласитесь, товарищи: после десяти лет нашей работы, после тех несомненнейших успехов, достижений и упрочения командных высот диктатуры пролетариата, – договориться до того, что наш пролетариат сжимается, свертывается, а остальные классы разворачиваются, разворачивают политические, хозяйственные и всякие иные силы; договориться до того, что на десятом году пролетарской революции солнце перестало светить пролетариям и стало светить нэпманам и кулакам, на это, товарищи, не повернется язык ни у одного сколько-нибудь твердо стоящего на ленинских позициях коммуниста. Однако у Троцкого на это язык поворачивается, и он говорит это не шутя. Мы знаем, что Троцкий не совсем равнодушно относится к фразе; мы знаем, что он любит и уважает крылатую фразу. Но ведь должен он знать, что преступлениям против партии должен быть какой-то предел.
Оппозиция отличается исключительным самомнением. Она выдает свои выступления за голос партии, за голос рабочего класса. Если говорит Зиновьев, то значит это вещает весь трудящийся люд нашей страны; если говорит Троцкий, то говорят все планеты. Он говорил на пленуме: «Если вы мне зажмете рот, я пойду на улицу, я пойду к рабочим, к трудящимся, куда угодно». Попробовал – пошел к рабочим, сказал трудящимся, и в результате выслушай приговор этих рабочих и трудящихся, который возвещен ЦК нашей партии. ЦК и ЦКК исключили Троцкого и Зиновьева из партии. Мы думаем, что они над этим должны призадуматься: ведь там не один Троцкий, не один Зиновьев. Когда они находились внутри партии, их раздражала партийная дисциплина, она им мешала думать, партийная дисциплина служила уздой, не давала возможности развернуться, а такая натура, как Троцкий, любит развернуться. Я думаю, что мы сделали благое дело – дали ему возможность без дисциплины, без ячейки, без ЦК, без ЦКК подумать, как он докатился до жизни такой и как он довел до этого своих теперешних единомышленников– Каменева, Зиновьева и других. Они думали, что ЦК не решится на такое дело, как объявление их вне рядов партии; они думали: «Мы, мол, еще посмотрим». Но факт остается фактом. Если во всем споре они недооценивали всего, что мы имеем, то они недооценивали и ЦК, недооценивали партийное руководство.
* * *Надо сказать, что много времени было потрачено на эту борьбу. Многие говорят, что нужно было раньше принять более решительные меры, но теперь заниматься гаданиями, предсказаниями мы не будем, но скажем, что дело обстоит очень серьезно, но только не для нас, а для них. Нас пугали, что изгнание оппозиции из рядов партии грозит чуть ли не расколом III Интернационала, что все европейские партии разобьются на кусочки, что мы запутаем весь международный пролетариат, но все это оказалось жупелом. Если они с большим трудом уведут за собой из нашей партии небольшую группу, то они встретят такое же противодействие со стороны здорового международного рабочего движения. Как бы они ни кичились, как бы себя высоко ни расценивали, значение их в пашей партии и в Коминтерне совершенно ничтожно. Есть сила, которая превосходит любого из бывших и настоящих вождей в неизмеримое количество раз– наша коммунистическая партия. Этого они не оценили. И в этом главная их ошибка.
Главная ошибка нашей оппозиции в том, что они еще думают, что вся наша миллионная партийная громада живет и думает чужими мыслями, что она неспособна разобраться в проблемах, стоящих перед партией, что стоит тому или другому вождю пошевелить пальцем, чтобы эти миллионы пошли куда угодно. Это вздор, это нужно понять. Величие Ленина заключается в том, что мы под его руководством в нашей отсталой стране, которая остается еще в значительной степени полуграмотной, именно в этой стране мы создали железную коммунистическую партию. Эта партия создалась у нас потому, что она росла, воспитывалась не по указке сверху, а потому что эту партию воспитывали люди, которые жили с массой членов партии одной жизнью, дышали с ними одним воздухом, болели одними печалями, радовались одними радостями.
Вот это и воспитало в нас тот величайший дух коллективизма, товарищи, которого нет ни в одной другой партии. И в этом, товарищи, наша сила. Не в том, что мы какие-то особо смелые люди, какие-то особые революционеры, а в том, что мы росли с самых пеленок под руководством величайшего учителя, который знал и понимал рабочий класс и сумел воспитать нас, спаять в незыблемую, с железной волей партию рабочего класса.
В нашей партии каждый живет не только сам для себя, но живет и чувствует вместе со своей партией, и нигде в мире, ни в одной другой партии, не встретите такого самопожертвования со стороны отдельного члена партии, как это было у нас. Потому мы и смелы, что не один я иду, а идет миллион. Везде и всюду, и во время успехов, и во время неудач мы чувствуем себя не каждый в отдельности, а чувствуем себя миллионом.
Вот этого зарвавшиеся оппозиционеры, раздираемые своими индивидуалистическими настроениями, не понимают и не могут понять до сих пор. Наша партия – подлинный сознательный коллектив, действительно твердая, действительно незыблемая партия, понимающая те задачи, которые на нее возложены историей. Кто бы, будь он самым заслуженным во всем мировом революционном движении человеком, ни посягнул на единство, взяв на себя задачу свернуть могучую партию с ленинского пути, он всегда обретет гибель, несмотря ни на какие заслуги, которые у него, быть может, в прошлом имелись перед рабочим классом.
В этом залог успеха революции. Не в том, как поведет себя тот или иной вождь или отдельный представитель нашей партии, а в том, насколько мы с вами окажемся действительно достойными, законными наследниками тех заветов, которые нам оставил Ленин.
* * *В заключение, товарищи, еще несколько вопросов по поводу оппозиции. Теперь часто на заводах – в цехячейках и коллективах говорят: «Нам это дело надоело, хватит разговоров об оппозиции». Но с такой точкой зрения, товарищи, нельзя подходить к этому большому политическому вопросу. Мало ли что нам надоедает в жизни. Надоедает сидеть долго на одном месте, надоедает долго заниматься одной работой и т. д. Ясное дело, что оппозиционная деятельность нас нервирует, мешает нашей работе, но надо прямо сказать, – и это каждый член партии должен понимать, – что до тех пор, пока мы троцкистского духа не выгоним из партии окончательно, то этой борьбы прекращать нельзя, потому что от окончательного разрешения этого вопроса зависит нормальное развитие нашего партийного организма. Ведь было время, когда Троцкий сидел руки по швам, ездил по разным краям, и все дело шло хорошо, а мы, сидящие поближе, понимали, что это все до поры до времени, что, как только будет благоприятный ветерок, Троцкий о себе заявит. Так оно и вышло: появилась новая зиновьевская оппозиция, и троцкизм расцвел самым махровым цветом. Так что работу по борьбе с оппозицией нам надо вести, оппозиционные настроения в некоторых группах партии надо изживать. Пока мы это не изживем, нам к этому вопросу придется возвращаться, это совершенно определенно, особенно теперь, когда уже беспартийные рабочие начинают требовать: «А, ну-ка, расскажите, как это у вас с Троцким дело вышло». Вот недавно партийцы заседали на одной фабрике, пришли к ним беспартийные и не желают уходить: «Как у вас тут с Троцким» и пр. Тут так просто не отмахнешься.
