Вяйнё Таннер - Зимняя война. Дипломатическое противостояние Советского Союза и Финляндии. 1939–1940
Наконец Молотов заявил, что финский ответ неудовлетворителен, потому что советские требования были минимальными. Он повторил то, что уже неоднократно говорил. Мы ответили, что Финляндия предлагает то, что она считает максимально возможным.
Перед тем как мы ушли, Молотов произнес мрачные слова: «Мы, штатские, не можем продвинуться дальше в этом вопросе; теперь свое слово должны сказать военные». Что он подразумевал, в тот момент было для нас непонятно. Хотел ли он спросить точку зрения военных или предоставить им решить вопрос силой оружия?
Встреча была довольно короткой. Когда мы расстались в 19.00, никто из нас не сказал ни слова о новой встрече или продолжении обсуждения.
Вернувшись в посольство, мы собрались, чтобы проанализировать состоявшееся обсуждение, и решили ждать, последует продолжение или переговоры будут прерваны. Затем отправили короткую телеграмму в Хельсинки с информацией о ходе переговоров.
Следующий день, 4 ноября, был свободен. Мы побывали в знаменитой Третьяковской галерее, где выставлены картины всемирно известных русских художников. Поскольку в галерее хранится много истинных шедевров, провели там несколько часов.
Во второй половине дня, от четырех до пяти часов, мы нанесли визиты вежливости послам Скандинавских стран, которые встречали нас на железнодорожном вокзале. Болт – Йоргенсен (Дания), Уинтер (Швеция) и Маасенг (Норвегия) интересовались ходом переговоров. Мы рассказали им об основных моментах.
В посольство Норвегии позвонили из нашего посольства и сообщили, что нас ждут на новую встречу в 18.00 – то есть прямо сейчас. Мы бросились в наше посольство и сумели прибыть в Кремль к назначенному часу. На этот раз Советский Союз представляли снова Сталин и Молотов.
Сталин заявил, что только советское правительство признало независимость Финляндии. Об этом не помышляли ни царское правительство, ни даже Временное правительство. Но советское правительство требует гарантий безопасности своей собственной страны. В этом плане Финский залив представляет весьма большое значение. Поэтому советская сторона настаивает на передаче Ханко и Лаппохья. Если это имеет значение для Финляндии, то она может оговорить любую юридическую форму для уступки Ханко: аренду, продажу или обмен.
После того как мы снова заявили, что вопрос о Ханко даже не рассматривается, к нашему большому удивлению Сталин предложил альтернативу – группу островов к востоку от Ханко. Он указал на карте острова Хермансё, Коё, Хястё и Бусё, которые были обведены красной линией, и спросил: «Эти острова нужны вам?»
Мы заметили, что это новый вопрос, в отношении которого мы не имеем никаких инструкций. На все другие требования мы давали старый ответ. Общий тон обсуждения был легким и дружественным.
В ходе обсуждения наши партнеры остановились на речи министра иностранных дел Эркко, произнесенной им по радио несколько дней тому назад, по поводу которой в советских газетах подняли большой шум. Эркко сказал, что теперь, когда от нас требуют новых обязательств, мы имеем право настаивать на гарантиях того, чтобы они выдвигались приемлемым образом. Есть ценности, которыми нельзя жертвовать.
Сталин и Молотов принялись критиковать речь Эркко, а мы выразили свое недовольство искажениями в московской прессе, по которым Эркко представал истинным поджигателем войны. Сталин и Молотов заявили, что опубликованный в Финляндии текст речи производит еще худшее впечатление; у них был оригинальный текст с отмеченными грубыми выпадами. Мы обещали проверить.
Перед уходом мы сказали, что обратимся в Хельсинки за инструкциями, особенно в отношении альтернативных предложений взамен Ханко. Наши собеседники выразили надежду встретиться с нами через три дня.
Обсудив ход переговоров в посольстве, мы обрели толику оптимизма; переговоры не были прерваны и проходили в дружественном тоне.
Мы отправили шифрованную телеграмму в Хельсинки о результате последней встречи. В этой же телеграмме мы запрашивали правительство, можем ли мы предложить во время следующей встречи Советскому Союзу Юссарё на западе и линию границы у Ино на востоке.
Следующий день, 5 ноября, был воскресеньем, нерабочим днем. Большую его часть мы провели в посольстве. Я позвонил Эркко, чтобы сказать, что инструкции нам понадобятся не ранее вторника. Эркко сообщил, что в связи с этими переговорами в Хельсинки был губернатор провинции Виипури. Ему была нужна информация, чтобы обсчитать стоимость собственности на той части Карельского перешейка, которую предполагалось уступить; Советский Союз обещал возместить эту стоимость наличными, помимо территориальной компенсации.
В понедельник 6 ноября весь состав делегации был приглашен на ужин к Уинтеру в шведское посольство. Во время ужина все разговоры вертелись вокруг проходящих переговоров.
Годовщина Октябрьской революции
Вечером этого дня, в 18.00, в Большом театре состоялась грандиозная церемония, организованная советским правительством в ознаменование годовщины Октябрьской революции. Программа началась с полуторачасового доклада Молотова, полного восхваления успехов, достигнутых Советским Союзом. После него последовал легкий эстрадный концерт: пение, музыка и темпераментные танцы. Сталин сидел в боковой ложе, и присутствующие не могли его видеть.
В перерыве гостей пригласили в буфет, где стол был сервирован вкуснейшими сандвичами и разнообразными деликатесами. Здесь Деревянский, советский посол в Хельсинки, подошел поговорить со мной. Раньше я много раз беседовал с ним весьма откровенно, поэтому теперь я пожаловался ему, что переговоры проходят с трудом и, весьма похоже, могут закончиться безрезультатно. Он заверил меня, что скоро наступит перелом к лучшему. Я спросил, на чем базируется его убежденность, но он не смог объяснить.
Церемония закончилась в 0.30.
Следующий день, 7 ноября, был днем годовщины революции, большим праздником для Москвы и всего СССР. Мы получили приглашение наблюдать парад на Красной площади. День был сырой, и Паасикиви не захотел идти на площадь и стоять там несколько часов, так что я отправился туда один. Мне отвели место среди иностранных дипломатов, на невысокой трибуне слева от Мавзолея Ленина. Оттуда открывался хороший вид на площадь. Вскоре на трибуну на верху Мавзолея поднялась группа наиболее известных вождей Советского Союза, включая Сталина и Молотова. Я заметил вокруг себя также много известных людей.
Во время парада по площади прошло около 30 тысяч солдат. Ими командовал маршал Буденный, которого легко можно было узнать по его знаменитым усам. После пехоты по площади прошли мощные моторизованные силы. Парад произвел сильное впечатление на зрителей, по крайней мере на меня, не слишком большого знатока таких вещей.
