Андрей Богданов - Княгиня Ольга. Святая воительница
Однако в мировой хронологии "почти" не считается. Переделав канву Начального свода, "Повесть временных лет" всё же "не попала" подвигами Рюриковичей в годы реальных походов росов IX в. на Царьград: последний из них описан в византийских и латинских текстах под 860 г. (он по греческому источнику[44] отнесён в Начальном своде просто к "руси", без даты, а в "Повести" произвольно приписан Аскольду и Диру под 866 г.).
При этом удревнял события ещё и составитель Начального свода! Описанный им неудачный поход Игоря на Царьград в 920-м г., когда патриций Феофан пожег его флот греческим огнём, датирован в византийской хронике и по ней в "Повести временных лет" 941 г. То есть составитель "Повести" растягивал хронологию, уже растянутую Начальным сводом, и героизировал князей, слава которых и до него была "несколько преувеличена". Отсюда возникли все неприятности историков, вынужденных выдумывать двух-трех Олегов и двух Игорей (или одного в стиле несгибаемых библейских старцев; при этом проблемы рожавшей от него Ольги никого не волнуют).
Объективно затея составителей Начального свода и особенно "Повести временных лет" показать, что в Царьград с успехом ходила не только Ольга, провалилась. Но в период формирования российской науки сомневаться в родословной легенде Рюриковичей было неудобно, а к XX в. каждое слово "Повести временных лет" превратилось в священное писание. Историкам до сих пор проще писать тома в полемике о происхождения Рюрика, чем усомниться в существовании этой "священной коровы", ни имя, ни сомнительная дата появления которого на Руси для истории строительства государства не важны[45]. С этой позиции огорчительно, что летописцы XI–XII вв. не углубили легенду ещё немного, в первое 40-летие IX в., когда "Русский каганат" проявил максимальную военно-политическую активность, а смутность датировок европейских и восточных источников не позволила бы сомневаться в подвигах князен-разбойников[46].
В XXI в. логично задать вопрос: почему летописцы вообще не вычеркнули Ольгу? Думаю, они не были столь циничны и верили в убедительность своей легенды. Не вычеркнул же составитель "Повести временных лет" упоминания о множестве русских князей (не попавших в родословную легенду Рюриковичей) из приведённых им договоров с греками! К тому же рассказ о княгине решал проблему государственного строительства, не столь важную на фоне дружинных подвигов и самую туманную в деяниях князей-разбойников.
В Начальном своде "Игорь начал города ставить и установил дань давать" — но не князю, а варягам, чтобы не грабили! После этого он просто "сидел в Киеве, княжа и воюя с древлянами и уличами". При этом уличей не покорил, а дань с древлян отдал воеводе Свенельду. В "Повести временных лет" уже "Олег начал строить города и установил дани" аналогично. Добавлено, что он "властвовал над полянами, и древлянами, и северянами, и радимичами, а с уличами и тиверцами воевал". Те, кто не платил варягам, давали ему дань, "как раньше хазарам давали". Дань эту не возили в Киев, просто некоторые из союзов племён не сопротивлялись, когда зимой князь приезжал в их земли брать дань ("полюдье"), охотиться ("ловы деять") и кормиться ("гощение"). Но могли и отказаться. Так, радимичи, которых, по "Повести", Олег заставил платить себе, а не хазарам, Игорю и Святославу уже не платили (их покорил Владимир).
Какие города строили Игорь или Олег — неведомо. Армии, налогов, законов и путей сообщения их "государство" не имело. Историков это не волнует. Летописцев тоже больше трогали военная добыча и торговые договоры, но они-то жили в государстве, где всё это уже было создано! Выбросить на истории Ольгу значило заново сочинять, откуда эти блага цивилизации взялись. Думаю, и сегодня многие предпочли бы столь полезную женщину из текста не выбрасывать.
С точки зрения летописеведа, смысл переделок и значительного расширения рассказов о ранней истории Руси в XI XII вв. совершенно ясен. Первоначально история начиналась Ольгой. Год её прихода к власти — первый в собственно русской истории, соответствующий мировой хронологии. Она первый правитель Руси, названный по имени при византийском и германском дворах. В конце X в. автор Древнейшего сказании описал леность, жадность и смерть Игоря, чтобы показать, в каких условиях начала действовать Ольга. Только в конце XI в. в Начальный свод попали князья Аскольд и Дир, Рюрик и Олег. Подвиги Игоря и особенно произведённого в князья Вещего Олега были ярко расписаны в "Повести временных лет" в начале XII в. Ольга была оттеснена на второй план, но из истории государства не вычеркнута; более того, живописные рассказы о князьях и грубо вставленные в текст договоры их с греками были прямым откликом на совершенное Ольгой и Царьграде, явной попыткой уподобить легендарных князей-разбойников реальной великой правительнице.
Древнейшее сказание конца X в. начинало историю Руси с Ольги не потому, что его составитель не слыхал легенд о более древних владыках. (Они, легенды и сами владыки, несомненно, были, причём их — легенд и владык — было гораздо больше, чем попало в летописание Рюриковичей.) И не только потому, что был потрясён её образцовой местью за мужа. Прародитель русской историографии рассказывал историю государства, а в ней он, подобно писавшим затем мниху Иакову[47] и митрополиту Иллариону, просто не видел иного "начала Руси" кроме мести Ольги за непутёвого, но законного мужа Игоря.
В этом контексте важно, что статья Начального свода о замужестве Ольги оставлена без даты: она определённо была в Древнейшем сказании. Можно себе представить, что сказание начиналось фразой, что "Игорь сидел в Киеве, княжа и воюя с древлянами и с уличами". Но по законам жанра сказания абсолютно невероятно, чтобы главная героиня вводилась фразой: "А Ольга была в Киеве с сыном своим малым", без указания, откуда она взялась и в каких отношениях была с Игорем. Причём зга неизвестная нам пока фраза в самом деле должна была начинать сказание: возможно, после предварительных генеалогических сведений о князе.
Княгиня Ольга встречает тело убитого князя Игоря. Художник В.И. Суриков
Это открывает путь к размышлениям, что о роде Игоря могло быть уже в Древнейшем сказании, — ключевой момент в анализе родовой легенды Рюриковичей (столь волнующей коллег), если решать вопрос в научной текстологической парадигме. Нам здесь легенда представляется любопытной лишь историографически. Гораздо важнее, что сделанное наблюдение позволяет восстановить истину о замужестве женщины, реально, а не на страницах книг построившей Русское государство.
