Михаил Брагин - Ватутин (путь генерала). 1901–1944
Для Ватутина не существовало «второстепенных» служб в штабе. У него не было пренебрежения к частным вопросам, не было равнодушия к докладам командиров штаба, равнодушия, при котором докладывающий не чувствует, не знает, что ищет, чего хочет начальник.
Ватутин видел, что работники штаба устали за десять суток напряженной работы без сна и без отдыха. Они устали, но были готовы продолжать борьбу, веря в победу. Каждый увидел, что его мнение дорого начальнику штаба, что усилия его не пропадают даром, а обеспечивают дело победы, и это вдохновляло людей. Этих людей возглавили опытнейшие штабные командиры Сухомлин, Деревянко, Киносян. Они объединили усилия, сплотили штабной коллектив.
Ватутина отличала исключительная правдивость. Он требовал в докладах правды, не допуская в донесениях ни малейшей неточности, и сам докладывал в Ставку правду и только правду, какой бы горькой она порой ни была.
Штабные командиры учились у Ватутина не только организации штабной службы и управлению войсками, — они воспринимали его исключительную веру в сады Советской Армии, веру в победу над врагом.
Офицеры штаба или представители армейских штабов, докладывая начальнику штаба фронта обстановку, нередко сообщали о тяжелых, критических условиях, в которых оказывались наши войска, но никакие донесения, как бы тревожны они ни были, не устрашали Ватутина, не колебали устоев, на которых покоилась его вера. Он видел, что положение действительно грозное, но при этом в нем все сильнее поднималась готовность к сопротивлению неудачам, убеждение, что это временные успехи врага, что мы сильнее его, что его можно бить. Чем коварнее были действия противника, тем более тонко применял Ватутин военную хитрость; чем сильнее и опаснее были удары противника, тем больше изыскивал Ватутин возможностей для контрударов.
Его уверенность и спокойствие передавались подчиненным, которые уходили от своего начальника с верой в успех, с ясной целью и конкретными указаниями, какими путями идти к победе.
Ватутин приучил свою мысль спокойно работать в бою, умел не суетиться, не поддаваться панике.
Иногда на фронте создавалось положение, когда казалось, что нужно молниеносно решать, что делать. Непонятно было, как мог в этой нестерпимо опасной обстановке даже не измениться голос человека. Но за этим спокойствием скрывалась сдержанная, собранная в кулак воля.
И это спокойствие генерала спасало тысячи жизней.
Ватутин не принимал поспешных, непродуманных, не рассчитанных решений, которые, сохранив для высшего штаба десятки минут, могли заставить десятки тысяч солдат тратить драгоценные в бою часы и дни на лишние передвижения.
Ватутин спокойно склонялся над картой, но когда из-под его пера выходил приказ, все видели, что он точно рассчитан и полон динамической силы, требует от войск стремительных действий, предельных усилий в бою. Внешне неторопливая мысль рождала план молниеносных ударов.
Штабные командиры вскоре узнали, что к Ватутину нельзя идти с проектом приказа, предусматривающего только пассивную оборону. Ватутин ее не признавал. Несмотря на превосходство сил противника, несмотря на временные неудачи, Ватутин принимал смелые решения, вел активную оборону.
Каждый подписанный им приказ неизменно и прежде всего формулировал задачу, как вести контратаки, как организовать новую группировку сил для контрудара по врагу. Не заслоняться от врага в критические минуты, а бить его — было главным в решениях Ватутина. И задачи обороны ставились исключительно в предвидении новых контратак советских войск.
В этом было не только выражение характера Ватутина, его личных черт, которые скажутся еще не раз, — в этом было проявление того духа активной борьбы, которым жил весь народ, рвавшийся в бой против захватчиков.
И когда иным командирам казалось, что наступать немыслимо, что контратаковать невозможно, Ватутин требовал именно контратаки, предпринимал частные наступления, и эта как будто «невозможная тактика» срывала планы германской армии.
В те критические дни борьбы Ватутин сутками держался на ногах, лишь иногда под утро ложился на час-другой, укрывшись по-солдатски шинелью, поставив рядом телефон, но чаще всего, тут же поднявшись, опять шел к карте или звонил в армейские штабы.
— Когда он спит? — спрашивали работавшие с Ватутиным офицеры штаба, которых он поражал неустанным бодрствованием.
Неизменно являя собою пример выносливости, Ватутин показывал подчиненным образцы мужества и выдержки.
При переезде на новый командный пункт самолеты противника, преследуя штабную колонну, обрушили на шоссе серию бомб, одна из которых взорвала камни и землю перед машиной Ватутина; когда к начальнику штаба бросились штабные командиры, он спокойно вышел из машины им навстречу и, узнав, что потерь в колонне нет, так же спокойно отдал распоряжение по колонне двигаться дальше.
Во время массированного налета на Новгород около дома, где некоторое время располагался штаб фронта, взорвалась тяжелая бомба. Когда помощники Ватутина вбежали в его кабинет, они увидели, что взрывной волной вырвало оконные рамы и осколки изрешетили стены. Один из осколков лежал на столе начальника штаба, а он, удерживая руками карту, спокойно смотрел в зияющий провал окна, точно там, за окном, бушевала не гроза бомбежки, а летняя гроза перед дождем.
Последним, забрав с собой все оперативные документы, выходил Ватутин из хаты, подожженной вражеской бомбой при налете на Демьянск, и, продолжая на ходу давать указания штабному командиру, шел к щели при налете авиации на командный пункт у села Пролетарское.
Таким бесстрашным был Ватутин в штабе, таким был он и в боевых порядках полков, куда выезжал, когда этого требовала обстановка.
В опасный момент, когда наша пехота отходила с рубежа реки Волховец, Ватутин появился среди отступавших солдат и, сумев остановить их, повел против врага и снова занял оставленный рубеж.
Здесь, в боевых порядках войск, Ватутин встретил командира танкового соединения Черняховского. Вместе они укрепляли оборону, вместе организовывали контратаки, и тогда, в первых боях войны, зародилась их большая дружба, окрепшая впоследствии в сражениях на Украине.
* * *
Сила Ватутина как начальника штаба фронта была и в том, что он, генерал, коммунист, с первых же дней своей деятельности опирался на партийную организацию, был всегда близок к политическому руководству фронта
То, что вошло в плоть и кровь за все годы военной службы, — стремление сочетать командную и партийную деятельность, — благотворно сказывалось сейчас на руководстве работой штаба.
