Валентин Гафт - Красные фонари
Пьяное танго
На веранде два мустанга
Танцевали грустно танго.
Капитан второго ранга
Выпил манго,
Съел трепанга
И ушел под воды Ганга
Рыбок приглашать на танго.
Занавес
Жизни занавес открылся,
Это — Человек — родился,
Был веселым — Первый акт,
Но когда он удавился,
Даже свет не притушился,
Хоть бы сделали Антракт.
Треплев
Я тебя своей любовью
Утомил, меня прости.
Я расплачиваюсь кровью,
Тяжкий крест устал нести.
Кровь — не жир, не масло — краска,
Смоется, как акварель,
Станет белою повязка,
Станет чистою постель,
И не станет лжи и блажи,
Все исчезнет без следа,
Смоет красные пейзажи
Равнодушная вода.
Музыка
(Е. Светланову)
Смычок касается души,
Едва вы им к виолончели
Иль к скрипке прикоснетесь еле,
Священный миг — не согреши!
По чистоте душа тоскует,
В том звуке — эхо наших мук,
Плотней к губам трубы мундштук,
Искусство — это кто как дует!
Когда такая есть Спина,
И Руки есть, и Вдохновенье,
Есть Музыка, и в ней спасенье,
Там Истина — оголена.
И не испорчена словами,
И хочется любить и жить,
И все отдать, и все простить…
Бывает и такое с нами.
Хулиганы
(В. Высоцкому)
Мамаша, успокойтесь, он не хулиган,
Он не пристанет к вам на полустанке,
В войну — Малахов помните курган?
С гранатами такие шли под танки.
Такие строили дороги и мосты,
Каналы рыли, шахты и траншеи,
Всегда в грязи, но души их чисты,
Навеки жилы напряглись на шее.
Что за манера — сразу за наган,
Что за привычка — сразу на колени,
Ушел из жизни Маяковский-хулиган,
Ушел из жизни хулиган Есенин.
Чтоб мы не унижались за гроши,
Чтоб мы не жили, мать, по-идиотски,
Ушел из жизни хулиган Шукшин,
Ушел из жизни хулиган Высоцкий.
Мы живы, а они ушли туда,
Взяв на себя все боли наши, раны…
Горит на небе новая Звезда,
Ее зажгли, конечно, хулиганы.
Поле
(М. Козакову, режиссеру телефильма
«Случай в Виши»)
Я — поле, минами обложенное,
Туда нельзя, нельзя сюда.
Мне трогать мины не положено,
Но я взрываюсь иногда.
Мне надоело быть неискренним,
И ездить по полю в объезд,
И заниматься только рысканьем
Удобных безопасных мест.
Мне надоело быть безбожником,
Пора найти дорогу в Храм.
Мне надоело быть заложником
У страха с свинством пополам.
Россия, где мое рождение,
Здесь мои чувства и язык,
Спасение мое, мышление,
Все, что люблю, к чему привык.
Россия, где мне аплодируют,
Где мой отец и брат убит.
Здесь мне подонки вслед скандируют
Знакомое до боли: «Жид!!!»
И знаю, как стихотворение,
Где есть смертельная строфа,
Анкету, где, как преступление,
Маячит пятая графа.
Заполню я листочки серые,
На все, что спросят, дам ответ,
Но что люблю, во что я верую,
Там нет таких вопросов, нет!
Моя Россия, моя Родина,
Тебе я не побочный сын.
И пусть не все мной поле пройдено,
Я не боюсь смертельных мин.
Фуэте
(Екатерине Максимовой)
Все начиналось с Фуэте,
Когда Земля, начав вращенье,
Как девственница в наготе,
Разволновавшись от смущенья,
Вдруг раскрутилась в темноте.
Ах, только б не остановиться,
Не раствориться в суете,
Пусть голова моя кружится
С Землею вместе в Фуэте.
Ах, только б не остановиться,
И если это только снится,
Пускай как можно дольше длится
Прекрасный Сон мой — Фуэте!
Все начиналось с Фуэте!
Жизнь — это Вечное движенье,
Не обращайтесь к Красоте
Остановиться на мгновенье,
Когда она на Высоте.
Остановиться иногда
На то мгновение — опасно,
Она в движении всегда,
И потому она прекрасна!
Ах, только б не остановиться…
Гамлет
Нет, Гамлет, мы неистребимы,
Пока одна у нас беда,
Пред нами тень отцов всегда,
А мы с тобой как побратимы.
Решая, как нам поступить,
Пусть мы всегда произносили
Сомнительное слово «или»,
Но выбирали только «быть».
Юрий Кузменков
на исполнение роли Симеонова-Пищика
в пьесе А. Чехова «Вишневый сад»
Хоть режь его, хоть бей, хоть потроши,
Хоть мало говори о нем, хоть много,
Вся эта боль, весь этот крик души
Даны ему с сторицею от Бога!
Но без волненья, крови и без мук,
Загулов, боли, трудного похмелья,
Ты можешь не расслышать сердца стук,
Когда вдруг постучится вдохновенье.
Артист — ребенок, верит, как малыш,
Во все играет глупый дурачина.
Поверит в то, что нужно прыгать с крыш,
Что счастья больше нет без белой глины.
Он русский человек, он много ест и пьет,
Но жаждет всей душой духовной пищи.
И если в долг берет — поржет и отдает
Калигуловский Симеонов-Пищик.
Зачем же надо было убивать?
Таких, как ты, — мильоны укокошить?
Как хорошо в таких людей играть,
Ведь ты не человек, ты лучше — ты ведь Лошадь!
Когда вас покидает близкий друг,
А все вокруг нелепо, бестолково,
Не нужен Хейфец и не нужен Брук —
Идите посмотреть на Кузменкова.
Застынет в памяти «Вишневый сад»,
Замрет навек сестра в объятьях брата…
А он попятится к дверям назад
Печально, грустно, страшновато.
Эльдар Рязанов о Валентине Гафте