Курт Пфёч - Эсэсовцы под Прохоровкой. 1-я дивизия СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер» в бою
— Где Ханс?
Эрнст показал ножом куда-то в сторону:
— У командира взвода.
Блондин подсел к нему. Когда он подумал о еде, ему стало плохо. Ему хотелось только пить. Он отвинтил крышку фляги. Пойло было теплым и безвкусным.
— Вальтер погиб.
— Я знаю, — проворчал Эрнст. — Все это вообще скверно выглядит. У нас еще ничего. Шестнадцать убитых в роте! Нашему ротному досталось!
— Убит?
— Прямое попадание из противотанковой пушки!
— Лихой был мужик. Знаешь, как он ходил на отдыхе в тыловом районе? В мягких юфтевых сапогах, шароварах, прошитый комиссарский ремень, тропическая рубашка цвета хаки. Словно английский лорд. И в мягкой фуражке с лихим заломом слева от орла.
— И без орденов.
— Точно, Эрнст. Ни одной побрякушки он не носил, ни Железного креста, ни штурмового значка, ничего — было даже странно.
— У него был Рыцарский крест, не то Крест военной заслуги, и он, кажется, этого стыдился.
— Зато хорошенькая жена!
— Жена? Он что, был женат?
— М-м, я видел ее фотографию, стояла у него в комнате.
— У него тогда были разумные взгляды, когда он говорил: «Мне не нужно торжественных маршей и винтовок „на караул“. Почетный караул мне не нужен, мне нужны только бойцы с одиночной подготовкой!»
На первой позиции. 5 июля 1943 r.
Эрнст ухмыльнулся:
— «С одиночной подготовкой!» Над этим даже Ханс смеялся. На что сейчас годятся одиночные бойцы, Цыпленок? Ты можешь мне сказать, где, когда и как я могу воевать один? Например, я один против противотанкового района обороны или против минометной позиции? Сражения с использованием техники, и бойцы с одиночной подготовкой? С джиу-джитсу против Т-34? Только в качестве снайпера! Значит, ты еще подходишь под бойца с одиночной подготовкой! — Он рассмеялся. — Но снайперы всегда действуют вдвоем, два бойца — наименьшая боевая единица!
— Но его слова об элите были хороши! — улыбнулся Блондин.
— Мы — элита, а…
— А она всегда впереди! — Эрнст перешел с диалекта на «хохдойч». — И о том, чтобы мы всегда были впереди и первые вступали в борьбу с врагом, об этом я позабочусь!
Эрнст прислушался, схватил друга за рукав:
— Давай, Цыпленок! Там — одиночные окопы! — а отделению крикнул: — Ложись!
Он исчез в окопе. Блондин прыгнул в другой, и тут грохнуло! «Сталинские оргáны!» Блондин увидел первые разрывы и спрятал голову за кромку окопа. «Великолепный окоп! Вообще, лучшее укрытие! Полная гарантия остаться живым, если только не будет прямого попадания. Кроме того, он почти комфортабельный! Есть узенькая ступенька, чтобы сидеть, и достаточно пространства для ног, так как окоп сильно расширяется книзу. Сделан для того, чтобы продержаться. Если бы была бутылка водки и жратва, то все эти „рач-бум“, артиллерия, пулеметы и вся эта дерьмовая война могут идти на… — Он скривил лицо: — Единственное, покакать сейчас нельзя. В животе урчит и булькает — из-за кофе или от голода? Но сегодня вечером надо непременно сходить — с пустой кишкой спится гораздо лучше. Когда же это я ходил в последний раз? Вот тоже большое дело, — он притянул верхнюю губу к носу, — ни в одной книге про войну об этом не пишут. Муштра на казарменном дворе, наступление, артподготовка, товарищество, геройская смерть. Да, но когда и где солдат может сходить по-большому, если приспичит, об этом — ни строчки. Точно так же, как и со страхом. Самое необходимое для всех людей было и будет забыто. Странно, — подумал он, — сижу под огнем „сталинских оргáнов“ и думаю, когда могу сходить в клозет. А клозет — это вообще смешно!»
Он глянул за кромку окопа. В нескольких метрах от него показался зачехленный маскировочной тканью стальной шлем. Эрнст тоже осматривается, как и он. «Откуда здесь взялось столько бойцов? Только что прекратился огневой налет, а эти идиоты уже снова побежали». Он узнал Хайнца и окликнул его. Тот рассмеялся, махнул рукой и ответил:
— Мы теперь — авангард! Дрыхните дальше, а мы бежим на Курск!
Ханс прокричал:
— Медленно впере-о-о-од! Держать дистанцию!
Эрнст выругался, повесил автомат на шею, в уголке рта — наполовину искуренная сигарета:
— А у парня хорошее чувство юмора!
— У кого, у Ханса?
— Чепуха! Я говорю про Хайнца!
Снова в ряд тяжело идущих перед ними солдат ударил снаряд. Люди из 3-го взвода вдруг заторопились. Эрнст тоже побежал быстрее и показал вправо от себя. Блондин рванулся туда и услышал нарастающий вой. Когда грохнули первые разрывы «сталинских органов», он на четвереньках влетел в окоп. Эрнст залег рядом с перевернутым набок полевым орудием. Блондин прятался под перевернутым зарядным ящиком. Он глянул вверх — колесо ящика еще крутилось. Он притянул к носу верхнюю губу — будем надеяться, что в зарядном ящике снарядов уже не осталось. В нескольких метрах от орудия лежали убитые русские. Одному вырвало весь бок. Кишки вывалились и лежали в темной грязной луже. У другого не было нижней части туловища. Между поясным ремнем и сапогами — сплошное месиво земли и крови.
Начали бить танковые пушки. Блондин четко различал их на слух — резкие и громкие — сзади, и глухие и тихие — спереди. Штурмовые орудия и Т-34! Будем надеяться, что русские на этот раз не окопались!
В ходе сообщения, шедшем от позиции полевой артиллерии дальше в глубину советских позиций, снова лежали убитые русские. Один младший лейтенант без лица сидел, прислонившись к стене окопа, позади него стоял на коленях другой — с оторванными спиной и задом. У Блондина перехватило дыхание — словно сырое рубленое мясо — двое лежали друг на друге, перекрученные и изломанные, — следующая позиция артиллерии! Одна пушка перекрывала половину окопа — словно игрушка, подброшенная со своей позиции в воздух и закинутая сюда. Двое русских были прямо-таки приклеены к стенам окопа — взрывной волной их впрессовало в деревянную обшивку и посекло осколками. Посреди траншеи — огромная воронка. В ходе сообщения лежали мертвые — разорванные на куски и наполовину засыпанные землей.
Эрнст и Блондин выскочили из окопа. Кругом рвались снаряды. Блондин отполз назад, залег среди трупов. Летели куски земли и щепки, и он чувствовал их удары по каске и штурмовому снаряжению. Его левая рука попала во что-то липкое и вонючее. Он отдернул руку, снова выскочил из окопа, пробежал немного и спрыгнул в следующий окоп. Снова рядом разорвался снаряд. Лежа он рассмотрел свою руку, испачканную кровавой жижей. Он закрыл глаза и вытер пальцы о кусок дерна.
— Проклятие, проклятие, проклятие! — шептал он. — Проклятие, думают, что мы сейчас прорвались. Что район обороны взломан, а тут показывается новая позиция! Это как длинный коридор с бесконечными дверями. Выламывается одна, и сразу же виднеется следующая закрытая. Ничего общего с прогулкой! Это скорее тяжелейшее прогрызание, шаг за шагом. Приходится пробивать стены головой, и от этого с каждым разом в башке гудит все сильнее, и снова удар, до сотрясения мозга или пока не расколется череп. Если так пойдет и дальше, наступит Рождество, а мы все еще не прорвемся, не говоря уже о том, чтобы добраться до Курска. И все, что было до сих пор с нашей стороны, — лишь булавочные уколы.
