Александр Прищепенко - ШЕЛЕСТ ГРАНАТЫ
Рис. 2.14. Сечения взаимодействия некоторых ядер с нейтронами разных энергий. Для низкоэнергетичных нейтронов различия заметны и характеризуются резонансами – значительными (иногда – до трех и более порядков) скачками сечений
Настал и мой черед рассказать о задаче. Тут лица собеседников вытянулись от разочарования: тематика хотя и была «нейтронной», но не оружейной, а значит – не главной. Аппаратуру дать взаймы отказались, но компромисс был достигнут: разрешили, чтобы с ней работал их техник, «а уж вы с ним сами договоритесь». «Договаривались» в таких ситуациях при помощи спирта. Техник оказался веселым и знающим малым, наладив аппаратуру и получив, что причиталось, он заходил потом лишь изредка, проверяя только наличие всех приборов.
Технологические возможности института позволили изготовить конвертер (преобразователь нейтронного излучения в световое), смешав бор, сульфид цинка и «связав» смесь полиэтиленом. При захвате нейтронов ядрами бора получались альфа-частицы, которые и вызывали вспышки света в сульфиде цинка.
Вскоре начались плановые испытания генераторов на полный ресурс. «Гоняя» генераторы, попутно облучали патрон и не минуту, не мае, а почти неделю! Результаты не радовали: на экране виделись лишь отдельные вспышки. Чтобы не подвергать риску быть «экспроприированным» фотоаппарат, срочно изготовили из фанеры кассету, прижимавшую к экрану кусок аэрофотопленки. И результат был получен: после проявления пленок, экспонированных при задержке запуска ЭОПа и без нее, были получены заметно отличавшиеся снимки, ч го свидетельствовало об изменении средней энергии нейтронов, на которых велся контроль (рис. 2.15)! Неважно, что изображения были получены после недельного коллекционирования отдельных вспышек! Неважно, что компоненты конвертера оказались смешанными явно неравномерно! Главное – работал принцип!. А если так, то, применив более мощный источник нейтронов (например – импульсный реактор), можно было, лишь «просветив» предмет снаружи, узнать не только его устройство, но и изотопный состав любой его детали по выбору: достаточно было укрепить на ее изображении фотоэлемент и получить зависимость его показаний от величины задержки запуска ЭОПа (а значит – и от энергий ней громов). Ясно, что тут требовались сложные расчеты по учету эффективности конвертора для нейтронов разных энергий, экранирования одного материала другим, но все это было под силу ЭВМ, только входившим тогда в обиход научных учреждений. Это была действительно оригинальная физическая идея, стоящая того, чтобы ей гордился молодой специалист.
Рис. 2.15. Нейтронограммы патрона, полученные на нейтронах разных энергий(при различных величинах задержки запуска электронно-оптического преобразователя относительно нейтронного импульса)
2.7. Зависть, карьера и «шпион»
…Конечно, с завистью приходилось встречаться и до этого. Но после нейтронографических опытов она из тайной эволюционировала в явную. Вначале приходилось слышать, что «все это давно известно» или: «недавно читал о такой установке в Курчатовском институте». Говорили это люди, которых никак нельзя было заподозрить в тяге к знаниям. Все же, такие уколы стимулировали желание подтвердить приоритет, чтобы свысока смотреть на «читателей». Отправить заявку на изобретение я твердо решил как единственный автор. Содержание разговоров сразу изменилось: «Да на тебя работала вся лаборатория, если не весь институт!». Эта была явная подтасовка, но учинять скандал не хотелось, поэтому, как компромисс, я предложил включить всех претендентов в отчет. «Соискателей» это не устроило. Пришлось разъяснить, что наш советский, самый справедливый в мире закон не запрещает никому из них отправить свою собственную заявку, самостоятельно сделав все необходимые обоснования. Тогда в ход пошли намеки, что «с таким отношением к коллективу карьеры не сделать».
По законам щелкоперского ремесла, заслышав гнусное словцо «карьера», молодой и – непременно – бескорыстный труженик науки должен вскинуться и, подобно связанному комиссару, гордо выкрикнуть что-нибудь, звучащее весьма мощно (допускается даже – матерное), чтобы все поняли: отнюдь не погоней за славой или чинами объясняются его действия. Многие корифеи, напялив на бошечки черные, «академические» шапочки, в дидактических целях расписывали фуфельными узорами истории о том, как они «карабкались по извилистым и каменистым тропам науки», презрев отдых, а уж тем более – личную выгоду Правда, педагогический смысл прилагательного «извилистый» – сомнителен. Так что те, кто предпочитал речь без всяких экивоков, а также и те, кто был в курсе некоторых подробностей биографий «карабкавшихся», случалось, советовали последним, сбросив черные шапочки и натянув вместо них на лысины пролетарские кепочки, бекнуть что-нибудь по-ленински простецкое, вроде: «Наука, батенька, как, впрочем, и революция, не делается в белых перчатках!»
Нельзя сказать, что профессиональная квалификация совсем уж не влияла на положение в институтской иерархии, но она точно не была главным обстоятельством, принимавшимся во внимание при решении вопроса о должностном росте. Путь профессионалов был самым долгим и тернистым. «Сверкая огненными хвостами», ввинчивались в небо те, кто женился на дочках больших начальников – случился, например, взлет сельского киномеханика до начальника одного из главных отделов. Иногда успешны были и «извилистые» пути – через партийную деятельность. Такова была стезя директора института, где я позже работал, а также – замдиректора Курчатовского института (чья жизнь впоследствии трагически оборвалась)…
…В общественной жизни был активен Александр Голович – из того же, что и я, выпуска МИФИ. Он часто выступал па собраниях, добровольно записался в вечерний «университет» марксизма-ленинизма (изобретение партийных работников, позволявшее им сохранять научный стаж, читая в «университете» лекции). Однажды в книжном магазине я увидел фигуру Саши в отделе, где продавались книги «классиков» марксизма и где появление даже потенциального покупателя было необычно. Подходить я счел небезопасным: пошедшая ржой, загаженная «классиками» психика могла дать сбой и тогда – кто даст гарантию, что подошедшего не укусят?
Голович не преуспел на общественном поприще и, осознав тщетность своих усилий, обиделся на всех, кроме себя. Многими годами позже мне с ужасом рассказали, что Голович разоблачен как шпион. В подтверждение ссылались на выступление заместителя Директора НИИАА по незримым битвам. Информация вызывала сомнения, поскольку люди молчаливого подвига пущают фуфло инстинктивно, изменяя этой привычке только в крайне редко встречающихся ситуациях. В болтливое перестроечное время, выяснилось, что случай с Головичем к таким не относился. Испытывая, как писал Островский, «мучительную боль за бесцельно прожитые годы», Саша уволился из НИИАА и через пару лег решился бежать на Запад. Приобретя пару тысяч долларов (одно это, судя по предусмотренной законом каре, считалось советскими властями уголовным преступлением, по гнусности сопоставимым с изнасилованием), он, во время отдыха в районе Батуми, погрузив в надувную лодку самое необходимое, а также – жену и гитару, попытался перебраться из светлого мира социализма туда, где капитал простер свои грязные щупальца.
