Глеб Бакланов - Ветер военных лет
Но усилия наши не пропали даром. Это подтвердили самые ближайшие события.
Боевая учеба была такой напряженной, накал ее так возрастал с каждым днем, что совершенно невольно у всех бойцов и командиров рождалось чувство, что мы готовимся к чему-то небывалому, грозному. Это было как жарким летом перед грозой, когда накапливающееся в атмосфере электричество создает ощущение томительного ожидания чего-то, что вот-вот должно произойти. Это «что-то» произошло в ночь на 5 июля…
Где-то на горизонте невидимый музыкант гулко забухал в черный барабан неба. Большое расстояние, с которого доносились звуки канонады, не лишало ее грозной мощи.
— Началось! Началось! — проснувшись среди ночи, вполголоса заговорили кругом.
Почему-то все были уверены, что стреляет наша артиллерия.
— Наши! На Курской дуге! — с гордостью сказал мне маленький белобрысый красноармеец, пробегая мимо хаты, с порога которой я напряженно всматривался в черное июльское небо.
Приказа никакого не было, но все поднялись очень рано. А многие, как и я, услыхав канонаду, так больше и не ложились. Я сидел у телефонов и, как на живые существа, сердился на них за молчание Наконец уже под утро в аппарате что-то крякнуло — и раздался долгожданный звонок. Звонил командир нашего корпуса генерал А. И. Родимцев.
— Глеб Владимирович, — сказал он, — слышал что-то?
— Да, — ответил я. — Видно, началось на дуге? Что там делается?
— Наши провели артиллерийскую контрподготовку. А немцы все равно перешли в наступление на Курск.
— Из района Белгорода?
— Да. И из-под Орла тоже. Подробных данных пока нет. Командарм приказал повысить общую готовность и усилить бдительность, но продолжать заниматься по плану боевой подготовки. Все понял?
— Понял. Буду выполнять.
— Ну, будь здоров, — закончил разговор Родимцев.
— Всего доброго, до свиданья, — машинально ответил я, уже погружаясь в мысли о предстоящем.
Часов в восемь утра у меня собрались все заместители, а на девять вызвал всех командиров частей и их заместителей по политчасти. Мне хотелось лично разъяснить обстановку и задачи, хотя наши штабы всех степеней уже давно разработали планы и составили расчеты на марш и встречный бой, на оборону подготовленных нами рубежей.
Тем не менее на совещании решили еще раз все проверить, распределив для этого по полкам и отдельным частям начальников и офицеров штаба, служб и политотдела.
Объезжая части, я не без удовольствия отметил, что весь личный состав дивизии заметно подтянулся. Это чувствовалось буквально во всем: и на занятиях в поле, и при проверках, и в свободное время. Все жадно слушали, пересказывали, обсуждали сводки Совинформбюро.
Современные психологи, да и физиологи тоже, утверждают, что в обычной жизни человек использует лишь очень небольшую часть своих потенциальных возможностей, которые часто в чрезвычайных условиях раскрываются с такой силой, что возникают легенды о чудесах. Думаю, война и была одним из таких условий, в которых силы человеческие возрастали невероятно.
Так это было на марше под Обоянью, приказ о котором мы получили неожиданно. В полном снаряжении дивизия за двое суток прошла около 140 километров. В июльский зной по проселочным дорогам, на которых солдатские сапоги поднимали такую пыль, что покрытые ею лица невозможно было различить, мы шли почти круглосуточно, делая лишь короткие привалы.
Правда, согласно приказу мы должны были совершать марш преимущественно ночью, чтобы, с одной стороны, скрыть от противника перемещение наших войск, а с другой — чтобы избежать возможных бомбежек. Но уложиться в ночные часы было просто невозможно. К счастью, фашистам было не до нас. Они бросили на узкий участок фронта огромные силы, в том числе и авиацию. Немецкие самолеты не мешали нашему маршу.
Мы должны были спешить, потому что в задачу дивизии входило преградить противнику, который за пять дней вклинился в глубь нашей обороны на 25–35 километров, путь на Обоянь и Курск.
11 июля дивизия прибыла к месту назначения в район Обояни и разместилась в небольших лесочках и оврагах. Вскоре в расположение дивизии приехали генералы А. С. Жадов и А. И. Родимцев. Командир корпуса информировал нас, что впереди, совсем близко, действуют части 11-й танковой дивизии и танковой дивизии «Адольф Гитлер». 13-й гвардейской стрелковой дивизии с 1240-м истребительно-противотанковым артиллерийским полком предстояло занять оборону и остановить продвижение противника южнее поселков Орловка, Сафроновка и совхоза «Ильинский», разбить его и овладеть рубежом высота 239,6, высота 211,3.
Во второй половине дня я решил вместе с командирами частей выехать на передний край дивизии, чтобы, так сказать, оглядеться, изучить местность и принять решение о распределении сил и размещении хотя бы простейших оборонительных сооружений.
Поехал вдоль лощинки. Впереди невдалеке раздавались характерные звуки боя, которые не спутаешь ни с чем и не забудешь никогда: трескотня пулеметов, ухающие взрывы снарядов, нестройная дробь ружейных выстрелов. Потом звуки эти ушли куда-то вправо, а «виллис» выехал к небольшой высотке. Мы решили с ходу въехать на нее, надеясь, что оттуда откроется панорама идущего сражения.
Неожиданно нас остановил негромкий окрик:
— Стой! Вас куда несет?
У самой высотки стояло орудие, а около него — сержант в побелевшей от соли гимнастерке, на запыленном лице — частые дорожки от пота. Увидев мои погоны, сержант несколько смутился от того, как окликнул нас, и, решив поправиться, сказал:
— Туда нельзя, товарищ генерал.
— Как это нельзя? Почему?
— Да крайний я. Дальше никого нет, только фашисты.
— А ваши где же? — спросил я, не очень представляя, какая часть держит здесь оборону.
— Наши там, правее. С утра дерутся. Да теснят их, сволочи. Трудно нашим.
Мы вернулись обратно. Времени оставалось в обрез. И я принял решение боевой порядок дивизии построить в два эшелона: в первом действовали 39-й и 42-й, во втором — 34-й гвардейский стрелковые полки. 39-й полк должен был овладеть высотой 239,6, 42-й — занять высоту 211,3, 34-й — наступать за 39-м в готовности развить его успех.
Всю ночь дивизия окапывалась. К утру артиллерия встала на позиции, стрелковые подразделения заняли свои места в обороне.
Гитлеровцы, словно ожидавшие, когда мы закончим приготовления, после короткого артналета пошли в атаку. Тяжелые танки, издали похожие на больших, неуклюжих жаб, широким фронтом двинулись к нашим окопам. Артиллеристы молчали, подпуская «тигров» на такое расстояние, с которого можно было бить прямой наводкой. Для этого требовалось огромное мужество и выдержка.
