Людмила Соколова - Невидимые миру слезы. Драматические судьбы русских актрис.
Семья много кочевала по СССР. Отец пошел на фронт в 1942-м и закончил войну в Кенигсберге. Когда Георгия Степановича перевели и назначили начальником «какого-то интендантского заведения в бывшей Восточной Пруссии», семья засобиралась из Прибалтики, где тогда жила, на новое место его службы. А вот дочь проявила фамильный характер:
— Я сказала: «Все, никуда не поеду!» И это притом, что родители всегда командовали мной жутко! К примеру, идет школьный вечер, танцы в разгаре. А ровно в десять часов папа появляется в дверях зала и делает «кхе-кхе». И я безропотно семеню на выход.
В 1949 году после окончания школы Татьяна Конюхова приехала в Москву и подала документы во ВГИК, чтобы учиться «на артистку». Ее зачислили на курс В. В. Ванина.
Училась она самозабвенно, играла в спектаклях по сценической практике.
— Я поступила туда, куда хотела поступить.
Она не просто оказалась в самом большом и самом красивом городе страны, в котором всегда жизнь была легче и сытнее, и прилавки магазинов, с точки зрения бедной провинциалки, ломились от товаров. Это был совершенно другой мир, в котором звучала божественная музыка…
— Когда я впервые оказалась в Зале Чайковского и стала слушать симфонический оркестр, — влюбилась в Мравинского, как сумасшедшая… Меня подхватила волна неведомых чувств, не сравнимых с теми, которые я испытывала раньше, слушая пластинки.
А вечерами ее манил полумрак театров. До Москвы она всего два раза видела спектакли профессиональных актеров.
— В первый раз это было в 1943 году, когда в заводском клубе Джамбула шли гастроли не помню какого театра. Играли «Вассу Железнову». Мне так стало жалко Вассу с ее девчонками, что я сначала всхлипывала, а потом зарыдала в голос. Все смотрели не на сцену, а на меня. В конце концов меня за шкирку выбросили из зала.
В Москве Татьяна жадно стремилась наверстать упущенное и утолить культурный голод, умудряясь совмещать учебу «на отлично» с посещением концертов практически всех мировых знаменитостей, удостоивших своим визитом столицу, и театральных премьер. Когда она училась на втором курсе, известный режиссер-сказочник Александр Роу пригласил ее на главную роль в экранизации «Майской ночи» Гоголя. Через год вышел фильм «Судьба Марины». У критиков были к нему большие претензии по части надуманности сюжета. Как и к двум последующим — «Запасной игрок» (1954) и «Доброе утро» (1955).
Известный советский кинокритик Андрей Зоркий в творческом портрете Конюховой (V выпуск «Актеров советского кино», 1968) напишет прямо: «Что можно сказать о героинях Конюховой в названных картинах? Они — положительные персонажи, и их индивидуальность не идет дальше такого определения. В образах-схемах, заданных слабыми киносценариями, „программировались“ две-три эмоциональные краски…» Правда, это мнение человека, оценивающего ее работы через добрый десяток лет.
Названия этих кинолент практически ничего не говорят современному зрителю, но в период отечественного малокартинья каждый новый фильм встречался с радостью, и смотрели его по несколько раз. Рядовым посетителям кинотеатров неведомы были строгие оценки профессионалов, — советские зрители просто с удовольствием вновь и вновь переживали незамысловатые приключения полюбившихся героев. Так «Судьба Марины» в 1954 году заняла в прокате 2-е место.
В этих фильмах кроме схематичных, надуманных сюжетов была какая-то добрая энергетика, обаяние времени и человеческая притягательность героев. Тем более что артисты, снимавшиеся в них, были талантливыми и заслуженно причисленными к звездам советского кино: Николай Хвыля, Георгий Милляр, Николай Гриценко, Марк Бернес, Борис Андреев, Леонид Быков, Георгий Вицин, Николай Рыбников и многие другие. И, бесспорно, среди них блистала Татьяна Конюхова, играя роли лирических героинь. Ее лицо смотрело с многометровых афиш возле кинотеатров, ее стали узнавать на улице и кидаться с просьбами дать автограф. Но Татьяна в ответ резко бросала: «Вы ошиблись. Я только похожа на нее», — поднимала воротник пальто и ускоряла шаг.
Несколько особняком в перечне ее первых работ стоит фильм «Вольница» (1955 год). В нем Григорий Рошаль снял почти целиком блистательный курс ВГИКа, на котором Конюхова оказалась после весьма характерного для нее случая.
— Я много снималась, и хотя теоретические предметы всегда сдавала на «отлично», но ощущала пробелы в важнейшем практическом — мастерстве актера. Пошла в деканат и честно попросила оставить меня еще на год. Был шок: «Такого у нас никогда не было».
Случай небывалый и (правда, не берусь утверждать наверняка) вряд ли кем из вгиковцев повторенный. Обычно студенты правдами-неправдами стремятся перейти на следующий курс, но прямолинейная комсомолка Конюхова самокритично решила, что из-за частых пропусков в ее образовании возникли пробелы. А поскольку учеба доставляла ей удовольствие, и занималась она старательно, ради этого отринув соблазны шебутной студенческой жизни и уйдя на съемную квартиру, то пробелы решила ликвидировать.
Деканат пошел ей навстречу, и Татьяна снова оказалась на третьем курсе, попав в мастерскую О. И. Пыжовой и Б. В. Бибикова.
— Это был гениальный курс: Руфа Нифонтова, Изольда Извицкая, Надя Румянцева, Юрочка Белов, Мая Булгакова, Валя Владимирова, Рита Криницина, Алеша Пархоменко… — и я туда влилась.
В фильме «Вольница» Татьяна Конюхова сыграла Анфису — беглую жену, смело бросающую вызов законам и общепринятой морали. Параллельно с этой картиной она снималась еще в двух, но на съемочной площадке у Рошаля всегда умудрялась оказаться вовремя. Однажды что-то не сложилось, и она прямо из аэропорта примчалась к самому началу съемок. Во время грима ей в двух словах объяснили «диспозицию»: расталкиваешь всех, кричишь, бежишь вон оттуда — туда… Мало что соображая от усталости и волнения, Конюхова вошла в кадр. Снимали сцену проводов заключенных, среди которых был ее любимый. Массовые сцены — это всегда опасно: что-то не сложилось, споткнулся, зацепился за провода аппаратуры, толпа сбила с ног, и без травм вряд ли удастся обойтись…
По сигналу «мотор» Конюхова с заднего плана начинает энергично пробираться вперед, потом бежит, розовая шаль, вырывающаяся из рук от потока ветра работающего ветродуя, парит за спиной, как парус. У нее перехватывает горло и откуда-то изнутри рвется низкий крик, переходящий в вой: «Ха-ри-то-ша!» И замирает прямо возле камеры. Она была уверена, что съемку провалила, но режиссер был в восторге, а потом многие вспоминали этот эпизод, как один из самых сильных в фильме.
