Нина Барановская - "По дороге в Рай..." ...или Беглые заметки о жизни и творчестве Константина Кинчева...
...На входе в видеобар ЛДМ стоял милиционер. Мы шли втроем: я, Игорь Леонов из журнала "Рокси" и Кинчев. Меня и Леонова пропустили, а Кинчева задержали. Его попросили предъявить документы. Когда он предъявил паспорт, то документы отобрали. Подошел майор. Он, ухмыляясь, сказал, что за паспортом Костя должен явиться завтра в Петроградскую прокуратуру. Там его давно ждут. И ни на какую передачу он не пойдет.
Я ринулась в видеобар. Там увидела знакомого комсомольца из обкома. В той ситуации не до того, чтобы помнить об идейных разногласиях. Рядом с ним стоял какой-то представитель ЦК ВЛКСМ, и я попросила о помощи. Цекашник вышел вместе со мной и тем самым неповторимым тоном, каким мы никогда не научимся (и слава Богу!) говорить, сказал товарищам в серых шинелях, что Костя – действительно гость программы. Предъявил цекашные документы. Косте вернули паспорт и пропустили в видеобар. Там ему дали прямой эфир и он, наконец–то, смог обратиться к зрителям.
Я знаю, что у Тамары Максимовой потом из-за этого были неприятности. Я думаю, она их предвидела. Тем более спасибо ей.
Максимовы были не единственными, кто помог. Сделал сюжет и канал "Пятое колесо". Автором сюжета была Зоя Беляева. Ходил в городскую и Петроградскую прокуратуры рок-дилетант Апександр Житинский. Пытался помочь и собкор "Известий" Анатолий Степанович Ежелев, впоследствии народный депутат СССР. Он подготовил статью в защиту Кинчева. Но статью главный редактор "Известий" не напечатал. Журналисты Илья Вайс из "Московских новостей", Евгений Додолев (в то время корреспондент журнала "Смена", а ныне сотрудник редакции "Совершенно секретно" и программы "Взгляд") – или пытались помочь, или реально помогали Косте. И, конечно, сотни писем от людей самого разного возраста со словами поддержки, веры в его правоту. Если бы не помощь самых разных людей, если бы не поддержка, которую он находил в письмах, при встречах, то гораздо труднее было бы выдержать почти год тяжелой борьбы за свое достоинство.
– Знаешь, я бы, наверное, давно плюнул на все и отдался бы в руки судьбе, если бы не понимал, что мы бьемся не за себя, а за всех, с кем могли бы поступить так же несправедливо, – сказал мне однажды Кинчев.
Попытка задержания во Дворце молодежи была первой ласточкой.
Той же осенью ночью меня разбудил телефонный звонок. Звонил Петя Самойлов:
– Нина, Костю и Алика, нашего директора, увезли в милицию, в шестидесятое отделение. Мне удалось уйти. Надо что-то делать.
Было три часа ночи. Я спросила, как это случилось.
В гостинице "Прибалтийская" Костя и Алик встречались с видеосъемочной группой агентства Новости и журналистами из западногерманской компании Н20 VIDЕО. В какой-то момент Костя вышел из номера, чтобы выпить сока в буфете на этаже. Только он начал пить сок, к нему тут же подошел милиционер и потребовал документы. Документы остались в куртке в номере. Никаких объяснений страж порядка слушать не желал. Тут же появились еще несколько милиционеров. На шум вышел Алик. Их вместе с Костей за руки и за ноги вытащили и бросили в воронок. Ребята из Новостей и фээргэшники не сразу поняли, что что-то случилось, но когда отсутствие гостей стало подозрительно долгим, выяснили у дежурной, что произошло, и поехали в отделение. Когда туда же после Петиного звонка приехали мы с Колей Михайловым и Марианной Цой (я сразу же позвонила Коле и призвала его, так сказать, на подмогу), то услышали, как небольшого ростка капитан кому-то, отвернувшись от нас, пытался по возможности тихо доложить в телефонную трубку: "Да у нас тут пресса... пресса тут приехала... понимаете?.."
На этот раз обошлось. Костю и Алика отпустили. Слишком много было свидетелей, по–видимому. У Алика, правда, каким-то образом из заднего кармана брюк исчезли 800 рублей – по тем временам сумма огромная.
Когда в четвертом часу утра мы все вместе приехали к нам домой, я решила первым делом позвонить Пете Самойлову. Не сомневалась, что он ждет известий и волнуется за судьбу своих товарищей. Петр Сергеевич безмятежно спал.
Помню еще, как мы встречались в Доме кино с какими-то странными людьми. Кто они, зачем захотели встретиться с Костей, до сих пор не очень понятно. Они позвонили Алику и сказали, что могли бы помочь. Тогда мы готовы были хвататься за любую соломинку. И на встречу Алик согласился. Позвонил мне. Попросил подъехать к Дому кино и поприсутствовать. Один из приглашенных – смазливый мужик, слащавый даже, лет тридцати-тридцати пяти, в бархатном пиджаке – уверял Костю, что, мол, "тоже диссидент" и даже "пострадал за убеждения". Далее следовала какая – то дикая история про то, как, служа во флоте, он подложил под судовой механизм березовое полено. На полене написал слово "мина". И уверял нас, что был ужасный скандал и он был, ну, очень, очень строго наказан. Второй молодой человек с лицом, в котором все было неправильно, читал стихи. Свои. Стихи почти не запомнились. Запомнилось лицо. И то, что звали его Мишей. Кто они и откуда, так и не объяснили. Но осталась в памяти фраза. Или предложение? Смысл был в том, что вот, дескать, Кинчев удивительным образом воздействует на людей. Впрочем, они сказали "на толпу". Костя не раз поправлял их: "Не толпа, это – люди..." Вот если бы их идеи да Костины способности воздействия совместить.
Интересно, правда? Но подробнее об идеях они решили не распространяться. Что-то проскользнуло о корнях, Кинчев, естественно, чужие идеи пропагандировать отказался. И разговор сошел на нет. Алик и Костя решили, что на встречу их приглашали активисты из "Памяти". Бог весть. Одного из них – стихотворца – я увидела спустя четыре года на концерте Кинчева в "Юбилейном" – в июне 1991 года. Он был с очень молоденькой спутницей. И когда Костя увидел драку в зале и остановил концерт, высказавшись в том роде, что играть и петь не будет, "пока не прекратится эта херня", стихотворец любовно воскликнул, обращаясь к своей миловидной подружке:
– Вот он такой! Да! Вот такой он!
А за высказывания со сцены в 1991 году никто уголовного дела не возбудил. Перестройка!
А тогда, в 87-м, уголовное дело было уже возбуждено и угроза получить "от трех до пяти" была слишком реальной. Только этим объясняется, что мы потащились на встречу черт знает с кем и черт знает зачем. Но об этой встрече разговор, так сказать, попутно. Пока мы с Костей общались со странными приверженцами "корней", Алик вышел. Возвратившись, он рассказал нам об услышанном в фойе разговоре двух милиционеров.
– Один другому сказал: брать его надо, а то потом опять ищи его, этого Кинчева. А другой, что, мол, нельзя, очень много народу, место уж слишком людное...
В тот вечер обошлось. Дом кино – место действительно уж очень людное. Но это был уже третий раз, когда угроза оказаться под стражей была слишком, слишком близкой. Говорят, Бог троицу любит. Здесь Бог был ни при чем. Действовал явно его оппонент. Но и дальше "искушать искусителя" было опасно.
