Николай Зенькович - Михаил Горбачёв. Жизнь до Кремля.
К поезду выносили продавать варёную картошку, молоко, яйца, буханки хлеба, самогон, водку, яблоки, колодезную воду — пять копеек за кружку. Солёные огурцы, ягоды. Правда, всё было очень дорого. Рассчитывать в дороге приходилось в основном на материнский узелок.
Это был второй послевоенный набор студенчества. Её поколение, поколение семнадцатилетних, пришло в университет со школьной скамьи. Но среди первокурсников было и много взрослых, тридцати- и даже тридцатипятилетних. «Стариков», как их тогда называли. Те, кто в годы войны по разным причинам прерывал учёбу: находился на оккупированной территории, работал где-то, партизанил, был эвакуирован или просто не мог раньше учиться. Но большинство «стариков» — это были демобилизованные фронтовики, так и не снявшие шинель, военную форму за все годы студенчества. Так и не переодевшиеся. И потому, что не во что особенно было переодеваться, и потому, что не торопились расставаться с фронтовой юностью и фронтовым братством. Это хорошо схвачено в «Тишине» Юрия Бондарева, в «Студентах» Юрия Трифонова, в других романах и повестях о той поре. Кое-кто из её сверстников, вспоминая их, «стариков», первым делом отмечал, что они водку пили — фронтовики. Пили, конечно. Но эти люди несли с собой в студенческую среду и нечто более значимое. Несли особое — прилежание, трудолюбие, ответственность и реализм жизни, человеческих отношений. Своего рода университет в университете.
Р.М. Горбачёва:
— Университет собрал нас из самых разных уголков страны. Русские, узбеки, украинцы, белорусы, казахи, азербайджанцы, евреи, армяне, латыши, киргизы, грузины, туркмены и все-все… Сколок самой страны.
Учились с нами и иностранцы. Албанцы, болгары, югославы, чехи… Они и жили в одних комнатах с нами. Немцы, испанцы, корейцы, китайцы, вьетнамцы…
Все мы были рядом. Занимались в одних и тех же библиотеках, в одних и тех же аудиториях. Сдавали экзамены, писали дипломные работы, ели в общих столовых. Дружили, женились, выходили замуж. Дух молодости, товарищества — это и был воздух университета.
Вот недавно не стало Мераба Мамардашвили. Он мой однокурсник. Грузин, ставший крупным авторитетом в мире философской науки. Женился на девушке из моей комнаты, с которой я несколько лет прожила вместе. Поэтому мы и были особенно близки. Мераб — один из постоянных гостей в нашей девичьей комнате. Их было несколько человек. Завсегдатаи нашей комнаты — мы к ним привыкли. Мераб женился на одной моей подруге, а социолог Юрий Левада — на другой.
Мы уже тогда уважали Мераба за его ум. Помню, как помогал он нам, девчонкам, «грызть» «Капитал». Я очень хорошо знала Мераба. Потом, правда, жизнь развела нас. У него была сложная судьба. Знаете ли вы, что Мераб до последних дней старался остудить разбушевавшиеся межнациональные страсти? Имел мужество встать на пути националистической круговерти. Я горжусь Мерабом.
На стромынке
Р.М. Горбачёва:
— Жили мы, конечно, очень скромно. Сегодня кому-то, может, даже кажется, что убого. Старые, старинные здания МГУ, в чьих аудиториях прошли наши с мужем годы учёбы, располагаются, как вы знаете, в центре города, на улице Герцена и Моховой. Студенческое же общежитие тогда находилось в Сокольническом районе, на Стромынке, на берегу Яузы. Огромное, четырёхэтажное, замкнутое прямоугольное здание с большим внутренним двором. Три верхних этажа занимали студенты и аспиранты, расселявшиеся по факультетам: филологи, историки, философы, физики, юристы, биологи и т.д. На первом этаже библиотека, читальный зал, студенческий клуб, больница, пошивочная мастерская, столовая, буфет. В угловом доме напротив общежития продмаг. Он и сегодня там. На другом берегу Яузы, в Преображенском или, как мы тогда называли, «на Преображенке» — рынок.
Наша Стромынка, Преображенская площадь, Преображенская набережная — всё это, по преданию, бывшая Преображенская слобода, вошедшая в историю Москвы. Построена Петром Первым. Говорили, что здание нашего студенческого общежития служило когда-то казармой петровскому Преображенскому полку. А позже, уже в годы советской власти, надстроили ещё два этажа. Ближайшая от общежития станция метро — «Сокольники». До неё три остановки на трамвае. Да, если мне память не изменяет, три. А ближайший кинотеатр — клуб Русакова. Здание, если вы когда-нибудь видели, очень необычной формы, в духе конструктивизма.
На первых курсах в каждой комнате студенческого общежития нас размещалось от восьми до четырнадцати человек. И только студенты-старшекурсники, аспиранты имели возможность селиться по четыре-шесть человек. Меблировка самая простая, почти монастырская: кровати, стол, стулья, тумбочки, этажерки, платяной шкаф. На этажах общие кухни и туалеты с умывальниками.
Скромен был тогда и наш гардероб, если наши «семисезонные» одежки вообще можно величать «гардеробом». Тут много можно рассказывать, очень много.
— Ничего страшного. Даже интересно, — подзуживает собеседник.
В этом месте я должен сделать небольшое отступление. Собеседником Раисы Максимовны был уже известный читателю Георгий Пряхин. Остаётся добавить, что он — её земляк, бывший сотрудник ставропольской краевой комсомольской газеты «Молодой ленинец». Ему несказанно повезло: в 1990 году сановная пара выбрала его в качестве соавтора диалогов с Раисой Максимовной. Конкуренция на эту роль была жуткая, но Георгий Владимирович выиграл-таки, как сегодня сказали бы, тендер. Диалоги вошли в книгу Раисы Максимовны, предназначенную для зарубежного читателя.
В то время мы с Пряхиным работали в одном подразделении ЦК КПСС. Это потом, в благодарность за хорошо выполненную работу, его переместили в престижное кресло референта Президента СССР. А тогда, после встреч с Раисой Максимовной, которые записывались на диктофон, он воспроизводил особо трогательные эпизоды. Мы обсуждали многие детали, советуясь, как эффектнее подать их.
О том, что эти диалоги шли нелегко, свидетельствует и бывший помощник М.С. Горбачёва В.И. Болдин. По его словам, Раиса Максимовна и Михаил Сергеевич наперебой ругали Пряхина за наивность, политически узкий кругозор и необходимость всё за него переделывать. Можно представить, с каким трудом шла шлифовка и окончательная доводка диалогов. Впрочем, это не помешало высокопоставленным заказчикам отблагодарить исполнителя не только головокружительной должностью, которая, правда, в конце их правления не была уж столь умопомрачительной, но и весьма существенной частью причитавшегося Раисе Максимовне валютного гонорара, о чём сам Георгий Владимирович поведал на радостях в интервью еженедельнику «Московские новости». Сейчас Георгий Владимирович возглавляет созданное им ещё в 1991 году газетно-журнальное издательство «Воскресенье» — кстати, его название было придумано мною, и прославился тем, что в трудные для России времена издал полного А.С. Пушкина — повтор юбилейного издания 1937 года.
