Маркус Вольф - Игра на чужом поле. 30 лет во главе разведки
Мне не оставалось ничего другого, как поразмыслить о способе уговорить Шмидт-Виттмака бежать в ГДР. Мы не знали друг друга, и атмосфера встречи, состоявшейся на той же вилле, где я разговаривал с двойным агентом Меркурием, была сдержанной, а временами просто ледяной. Моего визави вовсе не убеждали приводившиеся мною аргументы в пользу его перехода в ГДР. Я исчерпал свои доводы, как вдруг мне вспомнилась история Тереке, и я прибег ко лжи во спасение, сконструированной на основе этой истории. Я сказал, что Ведомство по охране конституции обратило внимание на Шмидт-Виттмака и намеревается его арестовать. Это звучало уже убедительнее, и после недолгого размышления он сказал, что согласен при условии, что его жена, жившая в Гамбурге с двумя детьми и ни о чем не подозревавшая, согласится сделать то же самое.
Шмидт-Виттмак написал жене письмо, доставленное в Гамбург курьером, и вскоре она вместе с детьми стояла у ворот нашей конспиративной виллы. Переговоры с ней складывались тоже трудно, но по-иному, чем с ее мужем. Правда, г-жа Шмидт-Виттмак знала о разведывательной деятельности мужа, но столь же мало могла представить себе жизнь в ГДР, как, например, жизнь на Луне. В конце концов победил женский прагматизм. Оказавшись перед альтернативой “тюрьма для мужа на Западе или дом над озером в ГДР”, г-жа Шмидг-Виттмак выбрала меньшее зло. Школьные и парламентские каникулы в Бонне помогли нам на несколько дней скрыть отсутствие семьи и перевезти важнейшее личное имущество так, чтобы это осталось незамеченным.
26 августа 1954 г. Шмидт-Виттмак выступил перед журналистами в Восточном Берлине. Его разоблачения свидетельствовали о том, что Аденауэр обманывает бундестаг в важных вопросах внешней политики и вооружения и принимает решения, противоречащие собственным публичным заявлениям. Кроме того, он предал гласности переданную нам советской разведкой информацию о том, что на секретной чрезвычайной конференции было принято решение о комплектовании двадцати четырех западногерманских дивизий.
Постепенно мы сблизились друг с другом, и я с искренним участием наблюдал за дальнейшим жизненным путем Шмидт-Виттмака. Должность вице-президента внешнеторговой палаты хотя бы частично вознаградила его за то, с чем пришлось расстаться. Его судьба была, по крайней мере, лучше той, что была уготована Тереке, ставшему в предпенсионном возрасте членом президиума Национально-демократической партии, объединявшей бывших солдат, самостоятельных ремесленников и мелких предпринимателей.
Но самый впечатляющий переход в ГДР, происшедший в то время, состоялся без нашего участия. Перебежчик не только не работал на нас, но, напротив, по роду службы отвечал за обнаружение и разоблачение наших источников. 20 июля 1954 г. после церемонии в Западном Берлине, посвященной десятой годовщине неудачного покушения на Гитлера, исчез президент Федерального ведомства по охране конституции д-р Отто Йон. Последний след Йона привел к его знакомому врачу д-ру Вольфгангу Вольгемуту. Складывалось впечатление, что оба уехали в Восточный Берлин на автомобиле Вольгемута. Стоило только федеральному правительству заявить 23 июля, что Йон не мог “добровольно оставить территорию Федеративной республики”, как радио ГДР передало заявление Йона, в котором он уверял в обратном.
На созванной вскоре после этого пресс-конференции Йон повторил утверждение о своей политической независимости и обвинил федеральное правительство в том, что оно позволяет Аденауэру использовать себя в качестве “инструмента американской политики в Европе”, а во внутренней политике защищает старых нацистов, ущемляя, напротив, бывших борцов Сопротивления. Йон приводил в пример практику “ведомства Бланка”[4] и “организации Гелена”, привлекавших на руководящие посты бывших сотрудников СД и эсэсовцев. Публичное выступление произвело в обеих частях Германии впечатление разорвавшейся бомбы и ввергло Ведомство по охране конституции в тяжелый кризис.
Политическое прошлое Йона делало достоверными причины, которыми он обосновывал свой переход в ГДР. Будучи убежденным противником нацистского режима, этот человек входил в число участников антигитлеровского заговора и по поручению Штауфенберга — ведущей фигуры заговора 20 июля — пытался установить контакты с Эйзенхауэром и Черчиллем. Впоследствии он предполагал, что его послания были перехвачены и “погребены” в английской разведке советским агентом Кимом Филби. Он пережил трагический исход покушения 20 июля 1944 г. и бежал через Мадрид и Лиссабон в Лондон, где Сефтон Делмер поручил ему вести пропагандистские радиопередачи. Во время Нюрнбергских процессов Йон давал свидетельские показания против фельдмаршалов фон Браухича, фон Рундштедта и фон Манштейна.
Дипломатическая карьера, которую он мысленно представлял для себя, не удалась из-за корпоративного духа представителей клики Риббентропа в Федеративной республике, несомненно отягощенных грузом прошлого. Аденауэра и его статс-секретаря Глобке, в свою очередь, не устраивало, что Йон вместо этого был назначен президентом Федерального ведомства по охране конституции, находившегося в британской зоне. Глобке с самого начала неприкрыто покровительствовал “организации Гелена” и предоставлял ей особые права, относясь в то же время пренебрежительно к Федеральному ведомству по охране конституции. Йон должен был видеть явную бестактность, когда в его ведомство был назначен бывший вице-президент “организации Гелена”, несомненно в качестве соглядатая. С учетом всего этого переход Йона в ГДР представлялся вполне объяснимым.
Из документов, с которыми я смог ознакомиться в 1990 году, и из рассказов Йона во время наших многочисленных встреч в 1992-м и позже прояснилось, что он действительно был увезен и что госбезопасность ГДР, не подозревая ни о чем, столкнулась с так же ни о чем не ведавшим нежданным гостем, которого ей внезапно предоставила Москва.
Конечно, Вольгемут был связан с советской разведкой, и, несомненно, именно ему пришла в голову авантюрная мысль произвести там впечатление, притащив в качестве трофея главного защитника конституции и передав его советским военным в Карлсхорсте, где в прошлом находилась штаб-квартира Группы советских войск в Германии. По словам Йона, оба они крепко выпили, Йон уснул и проснулся только в советской неволе. Вероятно, Вольгемут подмешал в бокал своему другу наркотики. Руководитель представительства КГБ в Карлсхорсте Евгений Питовранов был застигнут врасплох случившимся, и из Москвы специально вызвали сотрудников, чтобы обсудить ситуацию.
