Эдуард Хруцкий - Тайны уставшего города
— Ничего, — сказал он мне, — дотопаем до писательского поселка, а там на любой даче узнаем, как найти нашу.
Топать пришлось по дороге, покрытой сугробами, через лес.
— Стоп! Уже Новый год наступил.
Я посмотрел на часы, стрелки сошлись на двенадцати.
Мы откупорили бутылку коньяка и выпили ее всю, заедая девственно чистым снегом.
Нам стало легко и радостно, а минут через двадцать вдруг в темноте зажглись бенгальские огни, вспыхнула огоньками прямо в лесу елка, и нас окружили веселые люди в масках.
Мы никуда не пошли, остались с ними. Пили и танцевали прямо на снегу.
И год у меня удался, хотя встретил я праздник в лесу, в темноте, закусывая коньяк снегом.
Глава вторая
Немного политики
МУР есть МУР
Фраза эта принадлежит литературному герою, авторитетному вору Софрону Ложкину, персонажу повести Аркадия Адамова «Дело „пестрых“. В одноименном фильме их произнес Михаил Пуговкин, блестяще сыгравший Ложкина.
Книга А.Адамова стала первым сочинением о Московском уголовном розыске после двадцатилетнего перерыва с начала тридцатых годов, когда было всенародно объявлено, что с уголовной преступностью в СССР покончено.
Зато теперь, если собрать все книги, написанные об этом серьезном учреждении с 1956 года по сегодняшний день, то, наверно, их хватит для создания библиотеки города средней величины. Я уж и не говорю о фильмах и очерках в периодике.
Благодаря этому МУР стал понятием эпическим и культовым.
* * *Я много написал всевозможных криминальных историй. Безусловно, работая над ними, мне приходилось бывать в архивах. Но я совершенно уверен, что, хотя документы, спрятанные во всевозможных хранилищах, проливают определенный свет на происходившие события, они все же могут быть тенденциозными, а люди, собирающие их, — предвзятыми.
Особенно когда дело касается определенных политических событий.
С архивными материалами российского криминала проще, но в них нет главного — розыскной маяты. Ощущений опера, топающего по этажам дома, «отработки жилсектора», его встречи с агентами, разговоров с таинственными людьми, которые частенько, по злобе, или зависти, или сводя счеты, дают правильную наколку.
В рапорты и справки по делу попадает лишь десятая часть розыскных действий. Остальное сыщики держат в памяти. Вот это и есть подлинное. И когда опер делится с тобой воспоминаниями, появляется понимание не только криминальной истории, но и ощущение времени, в котором мы жили и живем.
Мне повезло, я еще застал таких крутых сыщиков, пришедших в МУР в развеселые времена НЭПа, как Алексей Ефимов и Илья Ляндрес, и был дружен с ними. В тридцатые начали работу в угрозыске Иван Парфентьев, Игорь Скорин, Владимир Корнеев.
Они уже ушли из жизни. Но мне, к счастью, удалось записать многие их рассказы. По сей день я дружу со многими муровцами. И не архивные бумажки, а их рассказы и есть подлинная история МУРа.
* * *В 1950 году я переехал из района Тишинского рынка, знаменитого уркаганского района Москвы, в центр, на улицу Москвина. Здесь тоже был свой блатной мир, так называемая Вахрушинка, квартал доходных домов, построенных купцом Вахрушиным. У меня там образовалось некоторое количество знакомых. Блатные из этого квартала держали практически весь центр Москвы.
Однажды мне позвонил мой тамошний дружок Женька и пригласил на день рождения. Надо сказать, что Женька вырос в серьезной, по местным меркам, семье. Отец — известнейший медвежатник, отдыхал в солнечном Коми, брат — гитарист, бабник и весельчак, недавно вернулся с лесоповала из-под Архангельска, где тянул срок за квартиру профессора Филимонова, а мой кореш два года «отпарился» за палатку «по малолеткам».
В те суровые годы судимых близко не подпускали к армии, поэтому Женька трудился подсобником на стадионе «Пищевик», совсем неплохо боксировал и имел уже второй разряд.
День рождения младшенького брат Женьки устроил по первому разряду. Стол ломился от закусок. Из ресторана «Астория» были присланы шницели по-министерски. Ну и, конечно, водка, портвейн, шампанское и пиво.
За столом весь уголовный цвет Вахрушинки. На почетном месте сидел дядя Миша. Самый авторитетный вор микрорайона Михаил Ключарев по кличке «Мишка Ключ». Некогда знаменитый вор-домушник. Сроков у него было столько, что хватило бы на целую футбольную команду. Он уже отошел от дел. Жил на пособие от общака да на долю, которую ему отстегивали воры за разработку серьезных операций.
В хорошую погоду он располагался в Вахрушинском скверике, курил папиросы «Норд», следил за порядком во дворе и приветливо раскланивался со знакомыми.
Я поначалу его даже не узнал. За столом сидел человек в дорогом, хорошо сшитом сером костюме, с золотом часов на запястье. Волосы были тщательно зачесаны на пробор и отливали оловянным цветом.
Когда все уселись, дядя Миша поднял рюмку, пожелал Женьке фартовой жизни. Все чинно выпили. Праздник начался. Но тут раздался звонок в дверь и появился участковый. Он торжествующе оглядел собравшихся и изрек:
— Все собрались.
Лихой народ не стал с ним спорить.
— А ты, Ключарев, опять воду мутишь, — продолжал участковый, — смотри, я тебя заберу.
— Ты, — прищурился дядя Миша, — чином еще не вышел. Меня на первую ходку сам Кандиано устраивал. А ты кто?
Участковый, пообещав всех отправить валить для страны древесину, ушел.
А дядя Миша, завалив очередную рюмку, с гордостью изрек:
— Меня только МУР забирал, но у МУРа совести хватит не портить людям праздник.
Он персонифицировал это серьезное подразделение милиции. Говорил о нем, как о живом человеке. Позже я узнал, что Валериан Кандиано был знаменитым муровским опером, погибшим от бандитской пули.
Московские воры гордились тем, что их задерживали сотрудники МУРа. Если тебя брала Петровка, значит, ты не сявка, а солидный блатарь. И это еще больше укрепляло авторитет серьезного урки.
* * *Слава Московского уголовного розыска началась со знаменитого дела об ограблении Патриаршей ризницы в Кремле в январе восемнадцатого года. Правда, тогда эта служба называлась Московской уголовно-розыскной милицией.
Но это не меняет главного.
Об этом ограблении века писали и снимали фильмы достаточно часто. Но всегда забывали о человеке, практически раскрывшем это дело, о надзирателе Саратовской сыскной полиции Иване Свиткове.
Из ризницы были похищены изумруды, бриллианты, сапфиры, Евангелие 1648 года в золотом окладе с бриллиантами, Евангелие XII века, золотая чаша весом 34 фунта, драгоценные панагии, жемчуг. Оклады из золота и многокаратных рубинов. Короче, взяли на тридцать миллионов золотых рублей, по тем временам сумма астрономическая, на самом деле многие вещи были бесценными.
