П. Светлов - Александр Александрович Любищев 1890—1972
В 1943 г. А. А. возглавил эколого-энтомологическую лабораторию в КИРФАН. Считаясь с производственной необходимостью, он начинает работу по изучению массовых вспышек размножения вредителей сельскохозяйственных растений и оценке эффективности проводимых мероприятий. Объектами исследований избираются самые вредоносные виды: вредная черепашка, свекловичный долгоносик, блошки, вредные совки [35, 36].
По земляным блошкам и совкам Киргизии А. А. пишет монографии, которые, к сожалению, не были изданы. В них рассматриваются видовой состав вредителей, их распространение, вредоносность и меры защиты растений. Занимаясь вопросами практической борьбы с насекомыми, А. А. изучает состояние дел по разработке систем защитных мероприятий в стране и находит в них много излишеств [37]. Он напоминает о требованиях к системам, сформулированных В. Н. Щеголевым,[1 Щеголев Владимир Николаевич (1890—1966) —энтомолог, профессор Ленинградского сельскохозяйственного института.] добавляя при этом, что защитные мероприятия должны не только быть увязанными между собой, но и включаться в общий комплекс хозяйственных и специальных мероприятий [21, 37].
Поскольку колебания численности насекомых связаны с миграцией и влиянием экологических факторов на массовое размножение, А. А. как самостоятельную проблему выделяет изучение экологического районирования вредителей. Он отмечает при этом, что горный ландшафт благоприятствует сравнительному экологическому изучению насекомых в связи с обилием экологических контрастов на ограниченной территории. По мнению А. А., при экологических исследованиях должен превалировать путь от биоценоза к биотопу, а не наоборот, как это часто считается. Синэкологический подход более экономичен и позволяет учесть неравномерность распределения интересующих нас организмов и тем самым избежать больших напрасных затрат и методических ошибок [36].
Критически рассматривая применяемые исследователями методы экологического районирования вредных видов, А. А. полагает необходимым а) с большей точностью определять эмпирические границы зон различной вредности; б) изучать формы этих границ в поисках интегральных климатических индексов; в) разработать методы оценки степени совпадения теоретических и эмпирических границ зональности; г) учитывать влияние факторов на организмы, "аккумулированное" в более ранние периоды времени. Он обсуждает возможность использования видов-индикаторов при изучении зональности вредителей и прогнозировании массовых вспышек, считая этот слабо еще разработанный подход весьма перспективным, приводит много ценных соображений по действительному и потенциальному районированию в Киргизии вредной черепашки [36]. Теоретические взгляды А. А. по вопросам экологического районирования насекомых не потеряли своей значимости и четверть века спустя.
Характеристика трудов А. А. будет неполной, если не рассмотреть влияния его работ на развитие количественной агробиоценологии. Впервые применив для оценки трофической связи насекомых с растениями регрессионный анализ, он стимулировал формирование статистического подхода к анализу связи между элементами агроценозов. Путем изучения связи между организмами можно глубже, как это отмечал А. А. [42], проникнуть в структуру биоценоза, сделать в конечном итоге выводы, полезные для проведения защитных мероприятий. Развитие А. А. экотопографического метода учета организмов также обогатило агробиоценологию мощным средством экспериментального исследования.
А. А. выступал за развитие прикладной зоогеографии [40, 41]. Ценным является его замечание, что экономическое и экологическое районирование можно существенно улучшить, используя количественное соотношение видов, особенно в условиях стертости границ [42]. Он придавал большое значение зависимости числа видов от логарифма числа индивидов, собранных при учетах. А. А. считал возможным использовать эту зависимость как метод сравнения богатства фауны и получать дополнительный материал для характеристики массового размножения вредителей. В агроценозах, отмечал А. А., с увеличением числа пойманных экземпляров число видов возрастает гораздо медленнее, чем в дикой природе [42]. Следует подчеркнуть, что теоретическим обобщениям А. А. при изучении им сообществ животных во многом способствовали статистические исследования эмпирического материала.
Мы полагаем, что именно А. А. Любищева следует считать основоположником статистического направления исследований в области экономического значения сельскохозяйственных вредителей и в агробиоценологии.
В заключение отметим еще одну особенность творчества А. А., характеризующую его как большого самобытного ученого. Это — его независимость от влияния авторитетов или общепринятых воззрений. Может быть, поэтому почти все работы А. А. в области сельскохозяйственной энтомологии сейчас не только не потеряли актуальности, но продолжают во многом определять направления и методологию прикладных энтомологических исследований.
Глава 6
Работы по истории и методологии науки
А. А. Любищев придавал величайшее значение научному методу. Ему принадлежит много интересных (порой парадоксальных) мыслей о путях исторического развития науки, о взаимоотношениях естественных наук с математикой и философией, о системном подходе. Анализ этой стороны творческого наследия Любищева показывает, что его работы представляют серьезный интерес для науковедения, логики и методологии научного исследования и общей теории систем, т. е. дисциплин, сформировавшихся в самое последнее время и изучающих науку в целом.
Стремление осмыслить пути развития науки в целом и сущность научных методов было связано у Любищева, с одной стороны, с его размышлениями о том, что есть теоретическая биология, и, с другой стороны, с его убежденностью в величайшем значении науки как средства познания мира.
Сегодня мысль о том, что для развития науки существенно осознание природы науки, ее методов и их оснований, завоевала законное место в культуре. Но для Любищева понимание того, что методология науки важна не только для изучения истории научной мысли, но и для самого развития исследований, было его личным открытием. И то, как он к этому открытию шел, представляется в высшей степени поучительным. Любищев не только предвосхитил сегодняшнее увлечение методологией, он показал, что более глубокое понимание того, что есть наука, расширяет возможности действия в науке. Можно сказать, что методологические проблемы науки он рассматривал более широко — в гносеологическом и даже аксиологическом контексте.
Современное развитие науки в большой степени соответствует идеям Ф. Бэкона о том, что цель науки — расширение власти человечества над природой ("знание — сила") и помощь в конкретном соревновании отдельных коллективов. Иными словами, главная ценность науки — доставляемое ею могущество. Сам Бэкон наиболее яркими научными достижениями полагал изобретение печатного станка, пороха и морского компаса. Полезно, однако, при этом помнить, что Бэкон не сумел оценить достижения Галилея, Кеплера и ряда других своих современников, заложивших основы сегодняшней науки.
Для Любищева же гораздо более важными представляются совсем иные цели науки: повышение уровня знания о мире, увеличивающее свободу человечества. Подлинная наука для него — это прежде всего путь к осознанию мира и природы самого человека. Поэтому и наука для него не есть скопище добытых фактов, гипотез или теорий, но прежде всего уровень понимания мира. Этот уровень меняется в процессе исторического развития науки. Для объяснения механизма этого развития очень естественно использовать представление о науке как о марковском случайном процессе: накопленное в данный момент могущество создает пропорциональные ему возможности дальнейшего роста.[1 Процесс называется марковским, если его состояние в данный момент определяет вероятности возможных изменений.] Таким образом, рост науки определяется (вероятностно) ее состоянием в данный момент. Скажем, наличие определенных энергетических ресурсов или радиоэлектронного оборудования дает новые возможности для физических экспериментов или создания автоматизированных устройств. Достигнутый уровень в некоторой области науки определяет вероятности расширения ее применений и потребностей в смежных науках. Публикации стареют, как дредноуты и самолеты, переставая обеспечивать необходимую мощь ввиду появления новых современных средств.
Это представление в известной мере отражает действительность. Но, как неоднократно подчеркивал Любищев, для подлинной науки важнее совсем иное.[2 В письме от 5.3.71 г. А. А. весьма критически оценивает роль Бэкона и его доктрины.] Степень развития науки Любищев связывал прежде всего не с достигнутым в данный момент уровнем фактического знания, но с умением критически пересматривать принятые догмы, с умением точно формулировать теории, объяснять накопленное и предсказывать новые факты и, наконец, с целбстностью видения мира. Это представление естественно было бы назвать концепцией науки, в которой ее развитие считается даже стохастически непредсказуемым по ее состоянию в настоящий момент.[3 Хотелось бы назвать эту концепцию "немарковской", по аналогии с "неэвклидовой" геометрией или "неньютоновскими" жидкостями.] Скорее это развитие следует связать с общекультурным контекстом, с уровнем философско-методологической рефлексии.