Александр Бердышев - Андрей Тимофеевич Болотов - выдающийся деятель науки и культуры 1738—1833
И действительно, глядя на рисунок Андрея Тимофеевича, изображавший внешний вид и внутреннюю планировку его дома, трудно представить, что это господский дом. Низкое здание с маленькими окнами и соломенной крышей, внутри которого места много, а жить негде — такой была обитель, принявшая Болотова в 1762 г. Читатель, привыкший судить о помещичьих усадьбах по богатым дворянским поместьям, удивится, увидев изображенное на рисунке Болотова. Но еще раз подчеркнем, что Андрей Тимофеевич был мелкопоместным помещиком. Вспоминая о своем имущественном положении того времени, он писал: «Будучи людьми малодостаточными, имели мы их [деревни] очень немногие и малолюдные. У меня во всем здешнем селении было только три двора, да в деревне Болотове 2, да в Тулеино 6; и всего здесь только 11 дворов. Айв других деревнях также сущую малость и клочки самые малые, как, например, в ближней из сих каширской моей деревне, Калитине, было только крестьянских два двора, да двор господский; а в деревне Бурцевой только один двор. В епифанской моей деревне, Романцеве, только, два двора, а в Чернской, Есипове, только один двор, да в Шагской, что ныне Тамбовская, дворов с десять. Вот и все мое господское имение, и то более сего я не имел» [2 Там же. Стб. 329—330.].
Посетовав на неразумные действия предков, которые возводили «хоромы», решил Болотов начать свою деятельность по переустройству хозяйства с дома: сделать его более удобным для жилья, а главное — для работы: нужно было разместить библиотеку, выкроить место для исследования растений и других объектов природы, поставить письменный стол с ящиками, где можно было бы хранить дневники, журналы, записные книжки. Хотелось Болотову построить новый дом по собственному плану на облюбованном им месте, но пока это ему было не по средствам. На первых порах он решил ограничиться переделкой старого дома. Не меняя особенно внутреннюю планировку, прорубил новые окна и двери, превратив подсобные помещения, в основном темные, в жилые комнаты, окна сделал больше. В последующем, до постройки нового дома в 1768—1769 гг., старый дом по мере изменения состава семьи переделывался еще два раза.
Неудача с садом
Другим необходимым хозяйственным, а вместе с тем и научным мероприятием посчитал Андрей Тимофеевич улучшение сада. Но если с переделкой дома все было ясно и не замедлили сказаться именно те результаты, которые он ожидал, то с садами дело оказалось посложнее. Во-первых, и знаний, а особенно опыта, у Болотова было маловато, а во-вторых, от начала дела до конечного результата здесь ой как далеко, и главное, этот результат (качество плодов) нельзя обнаружить в процессе роста дерева, с тем чтобы можно было вмешаться и кое-что исправить на ходу. Это уже потом Андрей Тимофеевич откроет закономерности, которые позволят ему еще в молодом сеянце видеть качества будущей яблони. А первые годы много труда, и своего, и крестьянского, понапрасну извел он в поисках истины.
Рис. 2. Внешний вид и план родительского дома (рисунок и чертеж А. Т. Болотова)
«Но ах, сколь мало знал я тогда, что я делал, и сколь мало все они [деревья] были того достойны! Мне и в мысль тогда не приходило, что я сажал сущую и такую дрянь, которая саду моему была пагубна и навек его портила, что я в последующее время тысячу раз тужить о том буду, что я ими, а не лучшими деревьями занимал тогда наилучшие места в саду этом... Но как бы то ни было, но я засадил весь мой сад сею, ни к чему годною и такою дряпыо, которая и поныне мне только досаду причиняет, и выросши с дубья, не только приносит плод ни к чему годной, но и дает плода так мало и приходит с ним так редко, что не один уж раз собирался я от досады все их вырубить. И многие действительно, нимало не жалея, рублю, режу и кромсаю, стараясь их, но уже поздно, превратить в лучшие и достойнейшие садов моих деревья. И за счастье себе еще почитаю, что накупил их тогда не так много, чтоб можно было мне напичкать ими весь мой сад часто, и что садил я их так редко, что между ними мог еще после помещать яблонки, воспитанные уже дома и родов лучших» [3 Там же. Стб. 346—347.].
Ошибки, о которых говорит здесь Болотов, были обусловлены следующим. Во-первых, желая ускорить закладку нового сада, произвел он посадку готовыми саженцами яблонь, полученными от посева семян. Во-вторых, в те времена придерживался Андрей Тимофеевич взглядов тех садоводов, которые считали, что яблоня, как и другие растения, строго передает свои признаки и свойства семенному потомству. Печальный опыт посадки сада в 1763 г. вынудил его в последующем изменить этот взгляд. Уже первое плодоношение в новом саду насторожило Болотова: плоды яблони ничем не напоминали плоды Украинской зеленки, из семян которой были выращены саженцы. Дальше — больше, тревога усиливалась: новые деревья, вступавшие в пору плодоношения, тоже не были материнским сортом. Причем все они отличались друг от друга не только плодами, но и строением дерева, формой и окраской листьев и другими признаками. Любознательного Болотова этот факт хотя и огорчил основательно как садовода, но, с другой стороны, весьма заинтересовал как ученого, и он решил провести строгий эксперимент. Собрав с одного дерева сорта Украинская плоскогузая зеленка достаточное количество яблок для получения большой партии семян, он высеял эти семена отдельно от других на специальной грядке. В течение многих лет вел тщательные наблюдения над растениями, с записью результатов в особом журнале.
Неразделенная любовь
Хотя одиночество не очень тяготило Андрея Тимофеевича, поскольку занятия наукой, литературой и рисованием настолько поглощали его время, что порою приходилось отнимать его у сна, все же мысли о семейном устройстве все чаще и чаще беспокоили его. Пожалуй, эти мысли были даже не столько результатом собственных раздумий, сколько следствием увещеваний родственников и дворовых о малой значимости одинокой жизни и необходимости завести семью.
У самого Андрея Тимофеевича еще не зажила окончательно душевная рана от неудачной любви, которую ему суждено было пережить в первые годы после приезда в Дворяниново. Краткая история ее такова. Возвращаясь домой после получения отставки из армии, Болотов остановился на некоторое время в Москве у родственников по матери — Бакеевых. В семье были две дочери, в младшую из которых — Пелагею — и влюбился тогда Андрей Тимофеевич. На следующий год в деревню Калитино (неподалеку от Дворянинова) приехал на лето князь Долгорукий с женой. Будучи в свое время в большой дружбе с отцом Андрея Тимофеевича (к тому же они были родственниками по женам), он решил распространить дружбу и на сына. С этой целью Болотов был приглашен в гости, а после первого посещения частенько стал наведываться в Калитино. Дело в том, что там же было имение и Василия Никитича Бакеева (отца Пелагеи), и дочери его в то лето также жили в Калитине. Поскольку жена Бакеева была сестрой жены князя, семьи их частенько бывали друг у друга. Вполне естественно, что Болотов, бывая у Долгоруких, встречался с Пелагеей. Возникшая в Москве любовь вспыхнула с новой силой. Болотов стал ездить не только к Долгоруким, но и непосредственно в дом своей любимой. От родителей Бакеевых не могло укрыться это обстоятельство. Считая Болотова хорошей партией для своей дочери, они лишь ждали формального предложения с его стороны. Однако время шло, Болотов почти вое дни проводил в Калитине, но... ожидаемых Бакеевыми решительных шагов не предпринимал. Тогда кто-то высказал предположение, что Болотов, зная о своем родстве с Бакеевыми, считает брак с Пелагеей невозможным. Проконсультировались у священника. Тот удостоверил, что при данной степени родства Болотов может стать мужем Пелагеи. Решили помочь предполагаемому жениху. За одним из застолий повели разговор на тему о браках между родственниками, из которого Болотов должен был ясно понять, что жениться на дочери Бакеевых он может. Но и после этого «жених» не спешил с предложением. И основания у него были: он не замечал ответного чувства со стороны девушки. Она относилась к нему хорошо, встречала приветливо, но и только. Не вспыхивали особой радостью ее глаза при встрече с ним, не выделяла его ничем среди других, расставалась без сожаления.
Решил Андрей Тимофеевич проверить чувство Пелагеи еще одним способом. Пригласил оба семейства к себе в гости и там после угощения повел девушку по имению, показывая все, что успел сделать, рассказывая о своих планах на будущее. Однако и здесь его любимая осталась совершенно равнодушной, ее пе интересовала ни деятельность Болотова, ни ее результаты. Это обстоятельство очень смутило Болотова. Случилось так, что, проводив гостей, довелось ему возвращаться вместе со своим приказчиком, пожилым человеком, которого он очень уважал за трезвый ум и рассудительность и с мнением которого всегда считался. Его-то он и спросил о предмете своей любви, изложив свою точку зрения: «...она так умна, так всем хороша, что я не желал бы иметь лучшей жены. Признаюсь, что она мне очень и очень нравится». Приказчик, в свою очередь хорошо относившийся к молодому барину, ответил так: «Но то-то всего и опаснее, сударь. Мы это давно приметили и знаем, что она вам очень полюбилась. Но говорят, что любовь-то такая не очень прочна, а скоро проходит. А к тому ж и то еще неизвестно: станет ли она любить вас? Родилась она и выросла в Москве и деревни почти в глаза не видела. А вы у нас люди деревенские, и будет ли она всем довольна, что вы имеете здесь? Смотрите, сударь, как бы не ошибиться» [4 Там же. Стб. 428—429.].
