Дмитрий Собына - Непокоренный «Беркут»
– Точно! – восклицает он, указывая пальцем на певца. Тот, улыбаясь, утвердительно качает головой.
– Це не ти в прошлом годі сахар з Росії через нас тягав?
У звезды эстрады глаза по пять копеек, а выражение лица как у дяди Васи из «Червоного камышу», когда его жена на свадьбе племянника с пьяных глаз назвала Степкой и полезла целоваться.
После того, как Коля закончил свой рассказ, все еще долго смеялись, смакуя отдельные эпизоды жизненной истории.
– Ну, можешь, Морячок, ты насмешить, – похвалил товарища Гена. Иван не заметил, как к ним подошел Силенков.
– Командир позвонил, отбой дал. Все, идем в автобусы!
Замерзших сотрудников долго упрашивать не пришлось. Построившись в колонну, весело перешучиваясь друг с другом, спецназовцы пошли вверх. Иван оглянулся назад. Баррикады, которую они штурмовали, уже и след простыл. Собирая последний мусор, ходили несколько коммунальщиков. Все так же болтали с представителями майдана вэвэшники. Над головой у них на пешеходном мосту через Институтскую одиноко трепыхался на ветру жовто-блакытный флаг.
– Все в автобусы. Уезжаем, – раздался громкий голос Григория Ивановича. Курильщики возле автобусов зашевелились, заскакивали в открытые двери. В автобусе Иван, уже сидя на своем месте, из-за висевших по всему салону вещей не мог рассмотреть, что происходит в конце салона, он видел только Гену, который раскладывал вещи, готовясь отойти ко сну.
– Галерка, у вас все? – крикнул Иван в салон.
– Да, – раздалось в ответ.
– Игорек, передай по рации, у нас все, – попросил он водителя. После проверки и докладов автобусы с «Беркутом» разворачивались и натужно рыча, тянулись друг за другом вверх по Институтской. Немного не доезжая до метро «Крещатик» автобус остановился.
– Что случилось? – задал вопрос Олег Логвиненко. Он сейчас сидел на переднем сиденье и еще не успел заснуть. Почти все в автобусе уже крепко спали, утомленные ночными событиями.
– Не знаю. Колонна вся припарковалась, – ответил водитель. В окно Иван увидел, что вдоль автобусов быстро идет командир.
– Игорек, а ну скорее открывай двери, – попросил он, вскакивая с места и подходя к дверям. Командир заметил высунувшегося из дверей бойца и, опережая его вопрос, сказал:
– Пока находимся здесь. Скажи всем, пусть отдыхают. Экипировку снимут, но не прячут.
– Понял, – ответил милиционер, прячась за закрывающимися дверьми. Логвиненко, слышавший разговор Ивана с командиром, уже улегся спать. На двигателе, расстилая свой спальник, мостился спать Одас. Больше передавать команду было некому. Вымотанные спецназовцы спали, в автобусе стояло сонное царство. Журба тоже, следуя примеру друзей, вытянул ноги в проход, подложив под голову свою маленькую подушечку, удобно устроился, опершись на спинку сиденье, быстро заснул.
Начало дня почти как всегда получилось сумбурным. Проснулся милиционер от того, что по радиостанции вызывал командир.
– На приеме, – поспешно ответил он, схватив рацию.
– Вы что там, оглохли все? Где водитель? – По голосу было слышно, командир начинает раздражаться.
– Игорек, – толкнул водителя Иван.
– Скажи Одасу, пускай заводит автобус и ждет команды.
– Принял, – ответил Журба в рацию. Игорь уже завел автобус, он громко тарахтел на повышенных оборотах. Через лобовое стекло в салон ярко светило солнце. Иван, открыв двери, вышел на улицу и зажмурился, после полутьмы завешанного вещами автобуса яркий свет резал глаза. Следом за ним выскочил Олег Логвиненко.
– Покурю по-быстрому, – сказал он, доставая из внутреннего кармана сигареты. Солнечная погода сразу подняла настроение, заряжая позитивом. Не портили его даже несколько десятков активистов, стоящих на перекрестке с флагами и плакатом «Зека геть».
– К чему они этот плакат перед нами развернули? – спросил Олег.
– Не знаю, – ответил Иван односложно. Сейчас ему не хотелось заморачиваться на политике. На улице было хорошо: светило солнышко, на деревьях, прыгая с ветки на ветку, весело чирикали воробьи. Собрав пригоршню чистого снега, Журба умыл лицо. Снег приятно холодил кожу, таял и холодные капельки, скатываясь, капали на свитер. Он потянулся и громко выдохнул.
– Эх, хорошо!
Несмотря на рабочий день и время – одиннадцатый час, людей на улице почти не было. Изредка несколько человек выходили из метро и, увидев «Беркут» и митингующих, решали не испытывать судьбу, поскорее уходили. Центр Киева в это неспокойное время популярностью не пользовался. Из стоящей перед автобусами машины командира вышел Силенков.
– Садитесь в автобусы. Сейчас поедем, – крикнул он стоящим на улице бойцам и пошел в сторону митингующих. Милиционеры расселись в автобусы. Поговорив с активистами, Олег Викторович махнул рукой. Блокирующие проезд разошлись, пропуская автобусы «Беркута».
– Едем на базу. По дороге заезжаем на заправку, – раздалось в радиостанции. Завернув на автозаправку, автобусы выстраивались в очередь.
– Леха! Ты кофе брать будешь?
Вопрос Журбы застал Каустовича уже в дверях, он торопился в магазин на заправке.
– Да.
– Мне возьми эспрессо, – крикнул Иван уже в спину убегающему товарищу. Через некоторое время, развалившись на сиденье, покачиваясь на ямах, он пил ароматный зерновой кофе, стараясь его не разлить.
– Скоро уже Новый Год. Может, домой отпустят? На Западной Украине с двадцать пятого праздники, разъедутся по домам, – размечтался Гена.
– Жди. У них в праздники двойной тариф, все согласно КЗоТу, – ответил товарищу Саркисов.
– Еще двадцатого День милиции отметить надо, – напомнил Миша.
– Говорят, в министерстве приказ готовят на двадцатое.
– Посмотрим. Лучше домой пускай отпустят, – поддержал товарищей Иван.
– Может, денежные премии дадут? – сказал Одас, повернув голову в салон.
– Догонят и еще раз дадут. На дорогу лучше смотри, – разбил Гена радужные мечты водителя.
– У солдата выходной, пуговицы в ряд, – напевая песню, Гена открыл дверь. В руках он держал тарелку с нарезанной на ней колбасой и дольками лимона. Настроение у него было отличное. Сегодня им повезло, два праздника в один день: День милиции и выходной. Стол накрыли у них в комнате, чтобы все поместились, пришлось еще один стол притащить из комнаты Саркисова. Иван сначала был против гулянки, но под давлением большинства согласился.
– Если не можешь победить, нужно возглавить. Так всегда Железный говорил, – улыбнувшись, сказал он и достал из кармана сто гривен. Гонцы быстро сбегали в магазин и уже через некоторое время готов нехитрый стол. Увидев, что товарищи начинают банкет без него, Гена запротестовал.
– Так не годится. Я им, значит, на стол накрываю, а они без меня уже гуляют.
– Гена, ты бы еще час колбасу резал, как раз успел бы, чтобы со стола убрать. Давай садись уже, – поторопил Иван. Он сидел за столом, грузно облокотившись на локти.
– Мишань, наливай, а то скоро слюнями захлебнемся.
– Без вопросов, – ответил Ахтыркин, открывая бутылку.
Миша Ахтыркин – Лапатый – в подразделении работал уже давно. Бывший мастер спорта по борьбе, с поломанными ушами, торчащими на большой лысой голове. У людей, которые его не знали, симпатии он не вызывал и спорить с ним желания не возникало, особенно когда улыбался, казалось, что сейчас он тебя съест. Друзья Миши знали, внешность у него обманчива. Человек он был незлобивый, со спокойным характером, а голос он повышал только когда что-то упрямо доказывал своему оппоненту. Позывной Лапатый Миша получил за руки, точнее за кисти рук. Они у него были, как две большие совковые лопаты. Пальцы на руке полностью не выпрямлялись, и когда он объяснял дорогу, к слову «туда» ему приходилось добавлять «прямо», потому что палец, указывающий направление, согнутый крючком, смотрел в сторону. Если человек доставал Лапатого, он с ним просто здоровался, рука неудачника попадала в тиски, слезы сами собой наворачивались на глаза. Грецкие орехи он раздавливал просто двумя пальцами и всегда носил с собой ручной эспандер, говорил, он его успокаивает.
Иван встал и, подняв рюмку, посмотрел на друзей, сидящих за столом.
– Предлагаю первый тост выпить за ментов, чтобы радости в жизни им встречались гораздо чаще, чем гадости.
Все чокнулись своими одноразовыми стаканчиками, выпили и молча стали закусывать. Стол у милиционеров был небогатый. Бутерброды из тонко нарезанного батона с уложенными на них шпротами, порезанная колбаса, которую привозили из родного города, сыр, несколько яблок, лимон. На двухлитровую бутылку с «Фантой» оперлась пачка горчицы «Русская», а посреди стола стояло главное блюдо – курица-гриль и маринованные огурчики.
– Наливай, Мишаня, а то Саркисов сейчас всю закуску съест, смотри, как на сыр нажимает, – привлек внимание Каустович к смутившемуся Сергею Саркисову с ломтиком сыра во рту.
– Пусть Леха нальет, у меня руки в кетчупе, – отказался Миша.
