Виктор Петелин - Жизнь графа Дмитрия Милютина
Одни были поражены выступлением Победоносцева, другие торжествовали.
– Ваше величество, – прервал молчание Лорис-Меликов, – 1 марта я просил отставки, но вашему величеству неугодно было уволить меня. Я вновь обращаюсь к вам с просьбой об отставке.
Александр Третий промолчал, а в атаку вновь бросился Александр Абаза:
– Ваше величество, речь обер-прокурора Синода есть, в сущности, обвинительный акт против царствования того самого государя, которого безвременную кончину мы все оплакиваем. Если все сделанное до сих пор есть грубая и преступная ошибка, то вы должны уволить от министерских должностей всех нас, принимавших участие в преобразованиях прошлого – скажу смело – великого царствования. С благими реформами минувшего царствования нельзя связывать совершившееся цареубийство… Обер-прокурор заявил нам, что вместо учреждения «верховной говорильни» нужно радеть о народе. Но именно это уже делается: отменен ненавистный всем соляной налог, две недели назад я докладывал покойному государю предложение Министерства финансов о понижении выкупных крестьянских платежей, при первом докладе вашему величеству было благоугодно на это соизволить. Но не нужно забывать, что есть образованные классы общества и им должны быть предоставлены иные возможности.
Выступали Д. Сольский, Набоков, Сабуров, князь Урусов, предложивший собраться еще раз в узком кругу и принять окончательное решение.
Александр Третий согласился с князем Урусовым создать комиссию, состав которой он определит позже, но тут же предложил возглавить ее восьмидесятишестилетнему графу Строганову.
«Ну, пожалуй, дела довольно успокоительные, – подумал Милютин, – большинство выступало за предложенные перемены, но как напугала нас всех громовая речь Победоносцева, мы просто вздрагивали от некоторых фраз фанатика-реакционера. Чувствуется, что большинство собравшихся вышли после совещания в угнетенном настроении духа и нервном раздражении. Поживем, как говорится, – увидим…»
Аресты революционеров продолжались, выявлялись новые их злодейские замыслы, начались расследования даже в Петропавловской крепости. Милютин заговорил о борьбе с разрушительными, доходящими до зверства учениями социалистов и нигилистов с немецким наследником императора, упоминал Швейцарию, где скрываются злодеи, но принц, соглашаясь, намекнул, что все эти инициативы должны исходить от России. И здесь необходимо отметить одну особенность революционного движения. В петербургском «Голосе» (издатель-редактор А.А. Краевский) говорилось: «Русские евреи не могут вообще жаловаться, чтоб русская печать относилась неблагоприятно к их интересам. В большинстве органов русской печати сказывается настроение в пользу уравнения евреев в общегражданских правах», и почти все согласны уравнять евреев с другими русскими гражданами, но почему какая-то «темная сила двигает еврейскую молодежь на безумное поле политической агитации? Отчего это в редком политическом процессе не фигурируют евреи, и непременно в видных ролях?.. Такое явление, как поголовное уклонение евреев от отбывания воинской повинности и как обязательное участие евреев и евреек в каждом политическом процессе, не может послужить на пользу дела расширения еврейских прав… если желаешь иметь права, то предварительно должен доказать на деле, что сумеешь исполнять и обязанности, неразрывно связанные с правами… чтоб в отношении к общим государственным и общественным интересам еврейское население не выделялось в таком безвыгодном для себя и крайне мрачном свете» (Голос. 1881. 15 февраля).
Аресты продолжались, в том числе часто попадались и лица с еврейскими фамилиями. Рысаков и его сообщники признавались в своих злодеяниях, называли фамилии, адреса, суд над ними откладывался.
Тяжкие думы не оставляли Милютина в эти дни. Он знал, что реакция собирается вокруг Победоносцева, те, кто поддерживает Лорис-Меликова, – вокруг Петра Шувалова. Какой путь изберет Александр Третий? Ни Лорис-Меликов, ни Милютин, ни Абаза, ни Валуев не останутся в министрах… «Какие же люди займут их места? – часто думал в эти дни Милютин. – Какая будет их программа? Если возьмут верх русофильские воззрения Победоносцева и ему подобных, если победит реакция под маской народности и православия – это верный путь к гибели для государства».
Бывая на суде в Сенате над преступниками, участвовавшими 1 марта в цареубийстве, слушая речи всех шести привлеченных к делу подсудимых: Желябова, Кибальчича, Рысакова, Михайлова, Перовской и еврейки Гельфман, этих несчастных фанатиков, которые откровенно и даже с каким-то хвастовством рассказывали о своей подготовительной работе, особенно выделялись Желябов, личность выдающаяся, и Софья Перовская, не скрывавшая своей руководящей роли в обществе, хотя на вид она скромная, неразвившаяся девочка, а ей уже было двадцать шесть лет, Милютин неотступно думал…
А ведь все они пятеро случайно пойманные преступники на месте преступления, но многие другие посылали их на это злодеяние. И вот они-то и есть главные виновники всех покушений и раздора в обществе. «И все они на свободе, остаются неизвестными, продолжают действовать в самом Петербурге, они издеваются над полицией, да и как не издеваться над такими противниками, каков градоначальник Баранов и компания. Вера Засулич, Гольденберг, Кравчинский, Гельфман, Натансон, Дейч… Сколько их уже повешено, приговорено к ссылке, каторге… Заметен след польского мщения за неволю, еврейский след за то, что император отменил черту оседлости, хотя дал образованной части еврейского общества громадные привилегии… Да и кого ни взять, финнов, латышей, грузин, армян… Все они мечтают о свободе своего племени. А мы тут боремся за допуск земских деятелей к управлению государством… А Победоносцев тянет к укреплению монархического строя, когда все зависит от монарха. Какая громадная мина лежит под нашим управлением, вот-вот взорвется…»
В придворной жизни разлетелся слух, что Милютина думают поставить на место великого князя Константина Николаевича, которого намерены отправить в отставку, председателем Государственного совета. Узнав об этом, Милютин взмолился: нет, ему пора на отдых, ни в коем случае он не примет это новое, непосильное бремя.
29 марта 1881 года по решению Сената все преступники признаны виновными и приговорены к повешению.
28 марта, в день окончания судебного процесса, профессор Владимир Соловьев, сын известного историка Сергея Михайловича, в лекции «Критика современного просвещения и кризис мирового процесса» обратился к императору с просьбой помиловать преступников, убивших Александра Второго.
