Дональд Спото - Мэрилин Монро
• О славе: «То, что с ней связано, может оказаться бременем. Подлинная красота и женственность непреходящи, и их нельзя создать искусственным путем. Богатство можно заработать. Слава наверняка является источником сиюминутного и частичного счастья — но нельзя жить ею вечно, и благодаря ей никогда не достичь полноты удовлетворения. Она слегка приободряет человека, но только на какое-то время. Когда ты знаменит, то каждую твою слабость раздувают и преувеличивают. Слава минет — и все: прощай, слава, ты уже позади! Я всегда помнила о том, что она мимолетна, что ее можно испытать, но нельзя делать смыслом жизни».
• Ответ на вопрос Меримена о том, как она себя «заводит и раскручивает», чтобы сыграть какую-то сцену: «Ничего я не завожу и не раскручиваю — я же не ветхий автомобиль. Прошу прошения, но подходить к этому делу подобным образом считаю своего рода пренебрежительностью. Я стараюсь творить искусство, а не работать на фабрике».
• О постоянных опозданиях: «Популярная, счастливая, пунктуальная — все это только бездумные, расхожие американские словечки. Я не хочу опаздывать, но, к моему великому сожалению, опаздываю. Частенько я прихожу слишком поздно, потому что готовлюсь сыграть предстоящую сцену; возможно, временами я готовлюсь слишком долго. Но я всегда придерживаюсь мнения, что даже в самой маленькой сценке моя игра должна стоить тех денег, которые люди заплатили, чтобы увидеть ее. И в этом мой долг — дать все, на что я способна. Когда зрители идут в кино и видят меня на экране, они не знают, что я опоздала. Даже в студии в этот момент уже позабыли об этом и спокойно зарабатывают на картине. Ну, что же тут скажешь...»
• О своих недавних трудностях в «Фоксе»: «Начальник имеет право простудиться, остаться дома и позвонить, что не придет, — но актер?! Как он смеет простыть или подхватить вирус? Хотела бы я, чтобы такому начальнику пришлось с температурой и вирусной инфекцией сыграть комедийную роль! Я в студии для того, чтобы хорошо играть, а не чтобы соблюдать дисциплину. Б конце концов, это же не военное училище».
• О функционировании в качестве сексуального символа: «Сексуальный символ становится вещью, предметом, а я не хочу быть предметом. Воздействуют всегда на человеческое подсознание. Очень приятно быть частью людских мечтаний, но хотелось бы знать, что тебя принимают ради тебя самой. Я не считаю себя товаром, но убеждена, что множество людей рассматривает меня именно в таком качестве, особенно люди из одной компании, название которой предпочту сохранить в тайне. Если эти слова звучат как критика, то они действительно таковы».
• О заинтересованности общественными делами и филантропией: «Мир нуждается сейчас в большей солидарности. В конце концов, все мы братья: киноактеры и рабочие, негры, евреи, арабы — все. Этого-то я и добиваюсь — чтобы данную истину понимали все люди».
• О будущем: «Я хочу быть одновременно и актрисой, и артисткой. Как я уже говорила когда-то, деньги меня не волнуют. Просто мне хочется блистать».
Но Мэрилин столько раз обожглась на прессе, что, пожалуй, не до конца доверяла Меримену и в заключительной фазе их последней встречи показалась ему холодной и замкнутой. Но, когда прибыл фотограф Аллан Грант, чтобы сделать снимки, которые должны были сопровождать интервью, Мэрилин, по воспоминаниям Пат и Юнис, снова была в хорошем настроении, строила смешные мины и шутила. «Да кто же вы на самом деле, какая-то ненормальная?» — безо всякого чутья и понимания ситуации спросил Меримен. Актриса сразу стала выглядеть неприступной, и бросалось в глаза, что журналист ранил ее своим замечанием; а когда 9 июля он принес ей на просмотр рабочий вариант интервью, Мэрилин была уже весьма осторожной.
Впрочем, она захотела выбросить только одно высказывание. «Актриса попросила меня убрать то, что говорила насчет тайной раздачи денег среди бедных людей». Точно так же как в кино она стремилась дать все, на что способна, в повседневной жизни Мэрилин желала не выносить благотворительную деятельность на люди, оставить ее своим личным делом, тайной, о которой знает только она сама и люди, нуждающиеся в помощи. Она проводила журналиста на крыльцо, а когда тот уже собирался уходить, сделала шаг вперед. «И пожалуйста, — прошептала актриса, — пожалуйста, не отпустите в своем тексте какую-нибудь пошлую шуточку».
Окончив запланированные на этот месяц сеансы фотосъемок и интервью, Мэрилин после более чем годичного перерыва встретилась со своим старинным другом Сиднеем Сколски, чтобы обсудить одно дело, которому они уже давно придавали большой вес: он станет продюсером, а она сыграет главную роль в картине, посвященной Джин Харлоу. Однако сначала им нужно было уговорить сотрудничать мать Харлоу, «мамочку Джин» Белло, и поэтому в воскресенье, 15 июля, они поехали в Индио — местность, расположенную неподалеку от Палм-Спрингс. Там они обнаружили очаровательно эксцентричную немолодую даму, окруженную вещами, фотографиями и сувенирами, оставшимися от ее любимой «деточки Джин». Она немедленно пришла в восторг от их идеи, потому что, не успев взглянуть на Мэрилин, сразу же сказала, что готова присягнуть: это ее девочка восстала из гроба.
Те, кому были известны бесконечные аналогии между жизнью той и другой платиновой блондинки, согласились бы с тем, что «мамочка Джин» не так уж сильно ошибалась. В принципе последние месяцы жизни Джин Харлоу до странности похожи на последние месяцы Мэрилин.
30 января 1937 года повторно выбранный президентом Франклин Делано Рузвельт пригласил Джин на бал, устраиваемый в Вашингтоне по случаю его дня рождения. Чтобы принять участие в этом торжестве, актриса была вынуждена прервать съемки картины «Джентльмены из общества», и это стало причиной скандалов в Голливуде — по крайней мере, до того момента, пока Луис Б. Майер не осознал, насколько мощную рекламу сделает им Харлоу своим появлением на балу.
Весной 1937 года Джин беседовала с Каролин Хойт, журналисткой из «Современного экрана»: «В последнее время я ощущаю невероятное спокойствие. Я сейчас чувствую себя примирившейся с собой и с миром. И пришла я к этому, буквально навязав себе необходимость постижения одной житейской истины: всё совершаемое мною я стараюсь делать настолько хорошо, Насколько могу... и, как говорится, дело с концом». Это мнение могла бы с таким же успехом изложить и Мэрилин в разговоре с Мерименом.
Той весной 1937 года и актрису Джин Харлоу, которую мучил рецидив болезни, столь же беззаботно лечили одними только успокоительными препаратами и наркотиками; так поступал знаменитый доктор Э.С. Фишбоу, который точно такие же лекарства и такого же вредного действия прописывал и мужу Фэй Рей[488], хроническому алкоголику.
