Аркадий Полторак - Гросспираты
— Как бы я действовал сам, если бы знал об этих преступлениях? И отвечает без колебаний:
— Я уверен, что ни в коем случае не примирился бы с ними и сам восстал против них.
Опять лжет господин гросс—адмирал. Ведь когда Дениц стал преемником Гитлера и перед ним возникла задача сформировать новое правительство Германии, первое, что он сделал, — это избавился от Гиммлера, решительно отказался воспользоваться его услугами. Для него было ясно, что кровавый палач не придаст респектабельности его кабинету министров. Читатель помнит признание Деница в том, что перед встречей с Гиммлером он мобилизовал всю свою охрану и на всякий случай «положил браунинг на письменный стол, с тем чтобы в любой момент им воспользоваться». Гросс-адмирал хорошо знал, какое это чудовище. Знал, но многие годы сотрудничал с Гиммлером.
И вообще, нелепо пытаться убедить кого—то в том, что участники движения Сопротивления — люди, в значительной мере находившиеся за пределами власти, подчас не имевшие никакого отношения к государственному аппарату, — знали о масштабах «истребления людей нацистским правительством», а он, Карл Дениц, не обладал такой информацией. Смешно выглядят потуги господина гросс—адмирала представить себя человеком, даже не догадывавшимся о преступлениях нацистского режима. Он сам был активным организатором и соучастником этих преступлений.
В Нюрнберге Карл Дениц не решился признать свои нацистские политические убеждения. Тогда ему уже не помогли бы никакие ссылки на неосведомленность в злодеяниях. Ведь большая часть самых страшных злодеяний нацистского режима вытекала именно из идеологических установок нацизма, широко разрекламированных в книге Гитлера «Майн кампф» и в программе НСДАП.
Дениц уверял суд, что, как человек военный, он и не хотел разбираться в политических доктринах. В Гитлере он видел не лидера партии, а главу государства, верховного главнокомандующего. Правительство и политические партии, стоящие у власти, приходят и уходят, а профессиональные военные руководители, которым народ доверяет оборону страны, остаются и обходятся без того, чтобы в каждом случае определять свое отношение к тем или иным политическим взглядам. Если уж с ним желают говорить начистоту, то ему, Карлу Деницу, просто претили многие нацистские догмы, как и многие руководители нацистского режима. В беседах с Джильбертом и Келли он резко нападает на этих «незадачливых руководителей» О Фрике, например, говорит так:
— Это старейший нацист. Это он помог партии прийти к власти. Мы, военные, ничего не делали, кроме того, что обязаны были делать по отношению к главе государства. А теперь этот Фрик выглядит как крыса... пресмыкается... не имеет мужества подняться, чтобы защитить себя и взять свою долю ответственности. Даже пытается представить себя антифашистом при помощи показаний Гизевиуса.
И затем, распалившись, вчерашний гросс-адмирал нападает уже на «всех политиканов».
— Именно они, эти политиканы, начали войну. Они и есть те единственные люди, которые сделали возможным страшные преступления. А теперь мы вынуждены сидеть здесь, на скамье подсудимых, вместе с ними и делить позор.
Дениц вспоминает о своих сыновьях, и его «сводит с ума» сама мысль, что оба они состояли в этой «антихристианской организации «Гитлерюгенд».
Мне довелось слышать об этих беседах с Деницем еще в Нюрнберге. Потом я читал о них в книгах его тогдашних собеседников. И меня, конечно, не могла не удивлять поразительная наивность такой линии защиты, даже если она носила характер кулуарных разговоров.
Не диво, когда подсудимый категорически отрицает тот или иной факт обвинения, в глубине души надеясь только на то, что не осталось документальных доказательств или они не найдены. Но здесь ведь надеяться было не на что. В любой библиотеке имелись газетные подшивки. С избытком хватало магнитофонных лент и стенографических записей выступлений Деница.
Обвинители, конечно, широко воспользовались всем этим. Для начала предъявляется запись речи Деница на совещании командующих флотами в Веймаре 17 декабря 1943 года. Прежде чем начать цитировать ее, Деницу напомнили его предписание распространить эту речь среди старшего офицерского состава германского флота. Видимо, гросс-адмирал придавал ей особое значение. И не мудрено: уже с первых слов он раскрывает там свое кредо.
«Я твердый приверженец идеологического воспитания. Выполнение долга солдата само собой разумеется, но долг выполняется до конца и полностью только тогда, когда сердце и дух принимают участие в деле... Поэтому нам совершенно необходимо подготовить солдата так, чтобы он стал идеологическим приверженцем нашей Германии... Мнение о том, что солдат или офицер не должен иметь политических убеждений, является вздором».
Таков был первый, но далеко не последний документ о «непричастности» Деница к нацистской политике и идеологии.
15 февраля 1944 года. В недрах вермахта уже зреет заговор против Гитлера. Весь мир глубоко потрясен омерзительными преступлениями нацистского режима. Мир получил достаточные доказательства того, как фашистская идеология способствовала созданию в Германии целого слоя палачей. «Третья империя» идет к своему закату. Именно в это время Дениц вновь выступает с речью, обращенной к офицерам нацистского флота. И вновь гросс-адмирал подчеркивает, что «весь офицерский состав должен быть настолько пропитан идеями, чтобы чувствовал себя полностью ответственным за национал—социалистское государство. Бессмысленная болтовня о том, что офицер — не политик, является вздором».
Настает весна 1944 года. Гитлеровская Германия потерпела жесточайшее поражение на полях России. Нацистские армии ведут бои в Польше и Румынии. Италия капитулировала. На западе вот—вот откроется второй фронт. Германские города в результате воздушных бомбардировок лежат в развалинах — союзную авиацию не остановили хвастливые заверения Геринга, что ни один вражеский самолет не появится в небе третьего рейха. И опять Дениц решил напомнить немецкому народу о «величайших заслугах» нацистской партии. В так называемый «день героев» — 12 марта 1944 года, обращаясь к населению Германии, он говорит:
— Что стало бы с нашей Родиной, если бы фюрер не объединил нас под знаменем национал—социализма? Разбитые на различные партии, осаждаемые распространяющимся ядом еврейства и не имея никаких средств защиты, мы давно бы уже надломились под тяжестью этой войны и передали бы себя врагу, который нас безжалостно уничтожил бы...
Так занимался витийством тогда этот человек, начисто утративший совесть.
