Эрих Гимпель - Шпион для Германии
На столе лежал снимок автомашины, на которой были вывезены их трупы после казни. И вот теперь я должен был пойти по их стопам. Погибли же они из-за предательства своего товарища Даша.
Но Даш не был единственным предателем. Предатели сидели и в Берлине — в той части абвера, которая следила задругой. Американцы утверждали, что узнали об операции «Пастырь» еще до выхода подводных лодок в море из высших немецких инстанций, заплатив за информацию партией кофе — через Швейцарию.
Я попытался отбросить эти мысли, но они все время возвращались. Ведь предатели не были до сих пор обнаружены. Следовательно, и меня могут предать. В каком кабинете приятно запахнет кофе, когда палач будет накладывать на мою шею веревку?
У меня оставалось еще два дня для решения возникающих вопросов и уточнения кое-каких деталей. Начальник управления настаивал на заключении договора по страхованию моей жизни.
— Все будет в порядке, — сказал доктор С. — Дело, естественно, будет храниться в глубокой тайне. Если с вами что-нибудь случится, ваши родственники получат сто тысяч марок. Вы должны только решить, кому они должны быть выплачены.
— Моему отцу, — ответил я.
Последний вечер мы провели в одном из берлинских отелей. Нас было трое: моя приятельница Маргарет, сотрудница нашего же управления, Билли и я. Мы сидели в ресторане и пили вино. Билли совсем опьянел, поднимался время от времени со стула и пытался что-то сказать, конечно же по-английски.
— Заткнись! — урезонивал я его каждый раз. Ведь его выступления могли вызвать лишь ненужные неприятности.
В его чемодане лежала форма немецкого лейтенанта флота, которая была ему выдана на время перехода.
— Я тебя больше никогда не увижу, — произнесла Маргарет.
— Чепуха, — возразил я.
— Дело твое безнадежное. Так говорят все в управлении.
— Им бы лучше держать язык за зубами!
Маргарет кивнула в сторону Билли:
— Я не доверяю ему ни на йоту. Вот увидишь, он тебя предаст.
— Я так не думаю, — возразил я.
— О чем она говорит? — спросил Билли.
— Закрой рот, — посоветовал я ему.
— Посмотри на его обезьяньи руки, — продолжила Маргарет, — и на его глаза. Он не может прямо посмотреть кому-либо в лицо. Ты никого не мог подобрать получше?! Ты — гордость всего управления?!
Мы продолжили пить вино. Нам становилось то весело, то грустно. Когда мы собрались уходить, в зале появился пьяненький руководитель районной группы НСДАП в своей униформе и заорал:
— Люди… люди, весь Лондон горит! Мы применили новое секретное оружие! Весь Лондон в огне! Ничего подобного мир еще не видел. — Осмотревшись вокруг, чинуша воскликнул: — Хайль Гитлер!
— Заткнись! — буркнул Билли. Это было все, что знал он по-немецки.
Чтобы не упасть, нацистский бонза ухватился за спинку стула.
— Нашему фюреру троекратное «зиг хайль»! — произнес он.
На это никто из сидевших в переполненном зале не отреагировал.
Тогда он, тыкая пальцем от стола к столу, рявкнул:
— После войны мы всех вас перевешаем. Все вы будете лежать в земле.
— Прекрасное прощание, — сказала мне Маргарет.
У нас было еще четыре часа времени, по истечении которых мы должны были расстаться. Боясь опоздать, мы все время посматривали на часы.
Маргарет выглядела как никогда восхитительной. На ней был узкий, облегающий фигуру костюм. Но она была бледной, что также шло ей. Мы не хотели говорить о моем задании, но невольно снова и снова возвращались к нему. Люди всегда думают о том, о чем им не хотелось бы думать.
Маргарет хотела проводить меня и посадить в субмарину. Но это было запрещено. И не только потому, что моя операция являлась секретной: подводники — народ суеверный.
«Длинный волос намотается на винт, и корабль пойдет на дно», — говорили они.
На борту лодки не должны были появляться и цветы.
«Цветы на лодке превращают ее в гроб».
Мы с Билли поехали в Киль в гражданской одежде. Мой напарник стал нервничать, хотя до сих пор держался отлично. Его роль второго героя ему нравилась. Он был храбр, особенно выпивши. Ему был присвоен агентурный номер 146/2. Тем самым он фигурировал как своеобразное приложение к Гимпелю. Мое управление доверяло ему просто бездумно, считая за человека, как бы созданного специально для нас.
Наше оснащение было уже погружено на подлодку. В два морских мешка были упакованы шестьдесят тысяч долларов, бриллианты на сумму сто тысяч долларов, автоматические пистолеты, радиодетали, фотоаппараты, специальные чернила для тайнописи. Мне, как школьнику, пришлось потренироваться, прежде чем я научился управляться в подводной лодке со своими длинными ногами: я не соответствовал физическим данным истинного подводника, поэтому мои конечности поначалу реагировали на все болезненно.
Мое появление в Киле оказалось сенсационным для подводников, так как там меня принимали все время за настоящего советника по корабельному строительству.
Командиром подводной лодки, которой предстояло доставить меня в бухту Френчмен, был капитан-лейтенант Хильбиг. Мы с самого начала отлично понимали друг друга. Он получил задачу избегать любого боевого столкновения. И был единственным из экипажа, кто знал об операции «Эльстер».
Нас провожали торжественно, как это принято у подводников.
Правда, случилось непредвиденное. Трое командиров подводных лодок, стоявших неподалеку у пирса, испросили разрешение прийти ко мне и стали осаждать техническими вопросами:
— Как обстоят дела с радарами?
— Разработаны ли какие-либо меры противодействия? Вы же знаете состояние нашей аппаратуры.
Я постарался как можно достойнее выпутаться из этой истории, сказав, что предпринимаю плавание, дабы лично собрать необходимую информацию по радарам.
— Хильбигу повезло, что он отправляется в плавание с таким человеком, как вы, — сказал один из командиров подводных лодок. — Нам же придется и далее исполнять роль смертников.
Перед отплытием команда лодки была построена на берегу: офицеры — справа, рядовой и унтер-офицерский состав — слева. Мы с Билли стояли вместе с офицерами. Капитан-лейтенант Хильбиг доложил начальнику базы подводных лодок о готовности.
— Вольно, парни, — произнес начальник базы. — Я знаю, что ваш поход — не слишком большое удовольствие. Но вам это уже не впервой. От всего сердца желаю счастливого возвращения. Желаю успеха. Помните о том, что все, что бы вы ни делали, вершится для нашего отечества, для великой Германии.
Подводная лодка была подготовлена для автономного плавания сроком до четырех—шести месяцев. На всех членах команды было кожаное одеяние. На некотором удалении стояли родственники: жены, матери, дети. У всех были заплаканные глаза. Поскольку они находились в двухстах—трехстах метрах от нас, ветер доносил до них только отдельные слова напутственной речи.
